Указательным пальцем Дженкс молча сдвинул стопку романов дюймов на шесть и искоса глянул на Изабел.

– Явная лесть, – заметила та. – Значит, свечи останутся несъеденными.

– Жаль. Мне хотелось бы стать свидетелем такого зрелища.

Глядя на нее, он снова улыбнулся одними глазами.

– Так я должен увидеть письма?

– Да. Пожалуйста.

Она протянула связку, и пока он осматривал пакет со всех сторон, прежде чем поддеть пальцем восковую печать, стояла рядом. От него пахло крахмалом и угольным дымом, чистой одеждой и лондонским воздухом.

Она наблюдала, как он рассматривает бумаги в пакете. Писем было не много, и все не слишком длинные, однако каждое он читал несколько казавшихся бесконечными минут.

– Что вы думаете о письмах? – допытывалась Изабел. – Я от ужаса рвала на себе волосы, хотя потратила на чтение ровно вдвое меньше времени.

Он перевернул страничку, поднял к свету и прищурился:

– У вас осталось достаточно волос, чтобы блистать в обществе. Я на вашем месте не волновался бы.

– Как насчет писем?

– О них можете беспокоиться, если хотите.

Он вернул письмо в маленькую стопку и перелистал все.

– Итак, ваш муж, а потом и вы, постоянно переписывались с человеком по имени Батлер, который требовал денег за свою службу.

– Все это было так неожиданно! Сначала я посчитала, что это шантаж, хотя… – У Изабел перехватило горло. – Не знаю, чем меня можно шантажировать.

«Откуда Батлер все это узнал? Как вообще можно узнать, чем занимается или не занимается пара за закрытой дверью спальни?»

– Не знаете? – глухо спросил Дженкс.

– Абсолютно, – ответила она твердо. – И это так, потому что все написанное вовсе не было шантажом. Думаю, содержание именно таково, каким кажется при прочтении. Этот человек работал на моего мужа, а поскольку тот скоропостижно скончался, бедняге не заплатили за работу.

– Почему бы в таком случае просто не заплатить ему?

– Я заплатила.

Можно подумать, леди Морроу когда-нибудь отказывалась делать то, что от нее ожидали!

– Дело не в деньгах. Меня тревожит сама его работа.

– Судя по весьма туманному содержанию писем, занятие Батлера было не совсем законным.

– Это и верно, и неверно. В самой работе не было ничего дурного, а вот в том, что делал с ней Морроу…

Дженкс смотрел на нее, явно ожидая пояснений. Хотя вид у него был непроницаемый, она чувствовала, что он недоволен ее ответом: подбородок упрямо выдвинут вперед, губы плотно сжаты, в темно-карих глазах ни тени улыбки.

– Если бы вы не смотрели на меня так грозно, я могла бы лучше объяснить, – пробормотала Изабел.

Дженкс изогнул бровь:

– Это единственное лицо, которое у меня есть. Простите, если оно вам не нравится.

– Я этого не говорила.

Прелестно.

Щекам стало тепло.

– Послушайте, давайте сядем.

Когда они снова устроились на стульях, она продолжила:

– Вам известно, что Эндрю… мистер Морроу торговал предметами искусства. Собирал их в Европе и дорого продавал аристократам и нуворишам.

– Да, я помню это из прошлого расследования.

Расследования смерти Эндрю.

Изабел набрала в грудь воздуха, ощущая, как шнуровка корсета врезается в ребра.

– Проблема в том, что Морроу не всегда отдавал клиентам предметы искусства, за которые они платили. Он отдавал им почти неотличимые полотна Батлера.

Дженкс все мгновенно понял:

– Так они занимались подделками!

– Да.