— Наконец-то я поймал тебя! — прокаркал над ней чей-то голос.

Нора подняла глаза.

— Персиваль!

Господи, она совершенно о нем забыла!

— Ах ты, проклятая женщина. Я проучу тебя, чтобы впредь тебе было неповадно меня так унижать. — Схватив ее за руку, Флегг потащил ее по улице. — Я несколько дней тебя разыскивал. Наконец заметил этого твоего щенка, черт его подери…

Упершись каблуками в землю, Нора заставила Флегга остановиться. Блейд позвал ее, и страх помог ей вновь обрести голос.

— Блейд, на помощь!

Рывком она повернулась к юноше. Блейд смотрел прямо на нее, и на лице его читалось явное смущение. Она пнула назад, по ногам Флегга, и закричала снова. Внезапно лицо Блейда прояснилось, и рука его потянулась к кинжалу у него за поясом. И тут Флегг схватил ее и перебросил через седло. Мгновенно, вцепившись лошади в загривок, Нора приподняла голову. Рука Блейда была поднята для броска, и в ней сверкал кинжал. Юноша прицелился, и в этот момент д’Атека наклонился и схватил его за руку. Блейд чертыхнулся и попытался вырваться, но испанец резко дернул, и юноша потерял равновесие.

Воспользовавшись этим, д’Атека перебросил его с чалого на своего жеребца. Внезапно из ворот графского особняка выбежала стража, и д’Атека с Блейдом были мгновенно сброшены наземь. Конь поднялся на дыбы, и люди графа кинулись в укрытие.

Флегг прижал ее рукой к загривку лошади, не давая подняться, и вскочил в седло. Она позвала Блейда, но юноша лежал в этот момент на земле под д’Атекой и ничем не мог ей помочь. В полном отчаянии Нора крикнула еще раз, зовя Блейда, но тут Флегг вонзил шпоры в бока лошади, и они понеслись с такой скоростью, что у нее все замелькало перед глазами.

Когда она смогла наконец вновь поднять голову, особняк графа исчез из виду. Флегг на мгновение пустил лошадь шагом и, приподняв ее, посадил боком перед собой. Прижав девушку к себе, он ухмыльнулся:

— Ты мне за все заплатишь. Клянусь Господом.

Одна, если не считать двух охранников, Нора сидела на скамье в часовне своего отца и молилась. Она просила Бога поразить Персиваля Флегга до того, как тот войдет в часовню и сделает ее своей женой. Она просила и о том, чтобы отец переменил свое решение или чтобы у нее выросли крылья и она смогла бы улететь отсюда. Все, что угодно, только бы не допустить этого брака.

Два дня назад Флегг заметил Артура на улице и, последовав за ним, обнаружил, где она прячется. После этого он принялся терпеливо ждать, когда она выйдет за ворота особняка де Риверса. Схватив ее, он тут же отвез ее в дом отца. Выругавшись при виде блудной дочери, Вильям влепил ей пощечину и объявил, что бракосочетание состоится немедленно.

Это было полчаса назад. Священник должен был появиться с минуты на минуту, и отец обещал сломать ей все кости, если она попытается вновь что-нибудь выкинуть. Усталость, недосыпание на протяжении нескольких дней и тревога притупили ее восприятие, и сейчас ей казалось, что все вокруг происходит в каком-то замедленном сне.

Может, причина этого крылась в том, что ей просто не хотелось верить в реальность происходящего. Во всяком случае, соображала она туго, и слова, обращенные к ней, доходили до нее лишь спустя какое-то время.

Чувствуя, как тело ее постепенно словно наливается свинцом, Нора продолжала молиться, пока не услышала, как дверь часовни отворилась. Плотно сжав веки, она затаила дыхание, вслушиваясь в звук приближающихся шагов. Внезапно она почувствовала на себе руки отца. Рывком он поднял ее на ноги и повернул лицом к Флеггу. Медленно она подняла глаза на жениха, затем обвела взглядом согнанных на церемонию слуг. Ее отец что-то говорил, но Нора его не слушала, вглядываясь в лица дворецкого отца, его конюшего, клерка… Когда-то, давным-давно, она хорошо их знала…

Вильям дернул ее за руку:

— Стой прямо, девушка.