И вот наконец Чарити выбралась из кареты, прямо в объятия Рейна. Она была ослепительна в шелковом бальном платье цвета слоновой кости, с квадратным вырезом, украшенным вышивкой, зеленой с золотом, с короткими рукавами-буф. На ее туфельках были кокетливые шелковые банты, которые выглядывали из-под расшитого подола платья всякий раз, когда ее ножка становилась на новую ступеньку парадной мраморной лестницы. На плечи была накинута дивная шаль темно-зеленого цвета, тоже с золотой ниткой, поблескивавшей под ослепительным светом люстр холла. Роскошные белокурые волосы были заколоты на макушке и спускались целым водопадом локонов.

Но и изящный наряд, и кокетливый вид — все это было внешнее. Руки ее в длинных перчатках были холодны как лед. Она покосилась на Рейна, пока они, в ряду других гостей, ждали своей очереди быть объявленными при входе в бальный зал, и немного успокоилась при виде мужа; он рядом, такой надежный. Она держала его под руку. На нем был черный двубортный сюртук в талию и облегающие панталоны. Жилет был белый, парчовый, вышитый белым же, а перед рубашки украшали рюши. Девственно-белый воротничок охватывал жемчужно-серый галстук. Он стоял в дверях бального зала — на голову выше остальных мужчин, темный, элегантный и полный жизни. Это ее муж. Радость нахлынула на Чарити, и тревога отступила.

Все взоры устремились на них, когда было объявлено об их появлении. Герцог и герцогиня Кларендон сразу подошли поприветствовать их. Чарити и Рейн оказались в плотном кольце надушенных и богато разодетых гостей.

У Чарити было такое чувство, будто ее подвергают подробнейшему осмотру.

Рейн Остин оказался единственным в своем роде в этом обществе, где столь высоко ценилось точное соответствие стандартам. Мужчины воспринимали его как угрозу себе, своей пресности и чопорности. Рейн был слишком крупный, чересчур смуглый, очень энергичный и интересный. Потому-то свет и отторгал его. Эта мысль заставила Чарити еще выше задрать подбородок, чтобы всем стало ясно, как гордится она своим мужем.

Рядом с группкой, теснившейся вокруг них, коршуном кружила леди Кэтрин, выжидая возможности представить внука и его жену своим знакомым — пока кто-нибудь не сделал это за нее. Леди Маргарет же, напротив, не пожелала держаться на пристойном расстоянии от молодых людей. Старуха не отходила от Чарити ни на шаг и самым бессовестным образом пускала в ход свой статус родной сестры герцога, когда ее пытались оттеснить.

Не зная, как избавиться от настойчивой старухи, Рейн обронил вскользь, что леди Маргарет умеет читать по ладони. Старуха только и успела, что гневно взглянуть на зятя и рот открыть, как уже была окружена стайкой влюбленных молодых девиц, светских маменек и младших сыновей, которым жизненно важно было узнать свои виды на будущее. Окруженная плотным кольцом, старуха беспомощно наблюдала за тем, как Рейн уводит Чарити все дальше от нее. Она-то собиралась не отходить от них весь вечер… чтобы и на них распространилась благотворное влияние очень могущественных — — и вонючих — амулетов, которые она контрабандой протащила под одеждой.

Затем леди Кэтрин ухитрилась завладеть молодой четой и некоторое время купалась в лучах славы, внезапно обрушившейся на ее внука. Но от тщеславной старухи молодых людей спасли граф Мектон и Эверли Харрисон, утащив их к буфету. Чарити вновь оказалась предметом общего внимания, столь же пристального, сколь и выбивающего из колеи. Харрисон вдруг схватил ее руку и поцеловал пальцы с несколько излишней страстностью; Мектон немедленно последовал примеру приятеля, причем постоянно норовил заглянуть в светло-карие глаза Чарити.

— О Боже, Оксли, — простонал Мектон. — Ты сказал, что твоя супруга прелестна, но не говорил, что она само совершенство.

— Она моя жена, Мектон, — заметил Рейн значительно и, вырвав руку Чарити из лап восхищенного приятеля, собственнически приобнял ее за талию.