Во всяком случае, неподвижных: котики в лопухах шныряли во множестве. Частный сектор у реки – раздолье для усатых-полосатых.
– Кажется, бабушка справилась с потрясением, – обнадежилась Ирка, но тут позади нас с намеком завыла сирена, и подружка опасно притиснула свою машину к обрыву, пропуская спешащую «Скорую».
Я проводила карету с красным крестом хмурым взглядом и покосилась на подругу, выразительно подняв бровь. Ирка тихо выругалась, вырулила на дорогу и поехала вслед за «Скорой».
Еще лет двадцать назад вдоль реки, которая служит границей города и края с соседней Адыгеей, стояли только убогие старые хаты, но не зря наше правительство утверждает, что благосостояние российских граждан постоянно растет. Таких вот, с резко выросшим благосостоянием, откуда-то взялось на удивление много, и хижины стали вытесняться дворцами.
В результате уже сейчас застройка утратила стилистическое единообразие в духе «бедненько, но чистенько».
Особенно эклектично выглядит первая линия. Тут тебе и трехэтажный фахверковый дом а-ля жилище баварского бюргера, и псевдоготический замок с башенками, и хатка-мазанка под потрескавшимся шифером, и типичный приют викинга с островерхой крышей, и белокаменный дворец-палаццо с арочными окнами – все в один пестрый ряд.
«Скорая» свернула с тянущейся по высокому берегу улицы Приречной в уходящий в глубь частного квартала проезд и сразу остановилась.
Ирка тоже запарковалась, мы вышли из машины и заглянули в проулок, куда выходила калитка небогатого дома – сейчас она была распахнута настежь и подперта половинкой почерневшего кирпича. В проеме можно было видеть гравийную дорожку, обитый угол старого кирпичного дома и буйную зелень необлагороженной растительности.
– А по фасаду никакого тебе забора, – проворчала моя хозяйственная подруга.
– Он явно был там, но его разобрали, остались только столбы. Похоже, доски менять будут, – я проявила дедукцию. – Хотя я бы обошлась без забора, только кусты подстригла, чтобы вид на реку открыть.
– Без забора, здесь? – Ирка фыркнула. – Под обрывом песчаный берег, где вечно кто-то гуляет, а кто-то бомжует, в полукилометре слева – пригородный вокзал, справа – ресторан с недоброй славой, натуральная воровская малина. Смекаешь, какая тут криминогенная обстановка? Без забора нельзя.
За разговором мы подошли поближе к обсуждаемому объекту и заглянули во двор. Ирка первой сунулась в открытый проем калитки, тут же отшатнулась и схватилась за сердце:
– Боже мой!
У меня тоже екнуло в груди.
Во дворе у самого порога дома лежало тучное тело, частично накрытое белым с розовыми полосками льняным полотенцем. Из-под него виднелись отекшие ноги в тапках-ботах из овчины и подол ситцевого халата – синего, в белых с желтыми серединками ромашках. Белый меховой верх обуви был усеян сухими репьями и растительным мусором. Такая домашняя обувь не приспособлена для пробежек в зарослях сухостоя.
– Это она, – шепнула мне на ухо Ирка. Она максимально приглушила голос, но не смогла скрыть в нем ужас. – Та самая бабка!
– Вижу, – тихо ответила я, холодея.
Какой кошмар, мы довели до смерти впечатлительную старушку!
Или не мы?
Я прислушалась к словам людей, кучкующихся в некотором отдалении от тела.
– … сердце, – сказал мужчина в красно-синей форме «Скорой» – врач или фельдшер. Он разговаривал с полной женщиной в кухонном фартуке поверх розового спортивного костюма, похожего на флисовую пижаму. – Она болела?
– Ходила в поликлинику, – уклончиво ответила женщина и повернула голову, посмотрев на тело. |