— О, не так скоро и не так просто! — проревел Ален. — Прежде крови я хочу видеть позор и унижение! Я получил оскорбление, и страшное оскорбление будет ответом! Прочь, добрые друзья мои! Ибо я должен думать долго и упорно о том, каково будет возмездие! Прочь!

Всадники с грохотом пронеслись через ворота. Часовой на стене поднял глаза, готовый подать привратнику сигнал, означающий, что месть за нанесенное молодой госпоже оскорбление последует тут же. От одной такой мысли у него замирало сердце, ведь он знал, что, подняв руку на престолонаследника, они, рано или поздно, падут под натиском королевской армии и будут выпотрошены или четвертованы. Однако верность есть верность, а Корделия остается их молодой госпожой и дочерью Верховного мага, которому присягнул часовой.

А кроме того, он, как и большинство молодых людей в замке, был слегка влюблен в юную госпожу.

Дворецкий, однако, был старше и несколько прагматичнее.

И, что важнее, он достаточно повидал в жизни, чтобы различать неосторожно брошенные слова, за которыми, вполне вероятно, последует раскаяние. Знал и привычку молодых людей говорить вовсе не то, что у них на уме. Одним словом, он лишь покачал головой, так что мост остался опущенным, и Ален со своими рыцарями, миновав его, целые и невредимые поскакали по дороге в долину.

— О каком возмездии он говорил? — допытывался часовой. — Если придется выбирать между Верховным магом и королем, я знаю, кому останусь верен!

— Твоя верность и мое копье, — согласился дворецкий. — Но пока он не грозит силой, еще не время обнажать клинки.

— Не следует ли обсудить дели с госпожой? — нерешительно спросил часовой.

— Только не с госпожой, — возразил дворецкий. — Насколько я ее знаю, она сейчас, похоже, в слезах переживает эту ужасную стычку. Нет уж, мы обсудим ситуацию с лордом и леди Гэллоугласами или с кем-то из сыновей, если те прибудут раньше.

Раньше всех прибыл Джеффри.

— Я лишь повторил сказанное его высочеством, — отозвался дворецкий.

— И тем самым доказал свою преданность, — подытожил Джеффри. — Я должен поговорить с сестрой.

Он ввалился к сестре в лабораторию:

— Корделия! Что тебе сделал Ален?

Корделия подняла заплаканное лицо.

— Да ничего! Только наговорил чепухи и вел себя, как всегда, высокомерно и напыщенно! Оставь меня, Джеффри! Дай мне поплакать в одиночестве! Я стыжусь твоего взгляда! Уходи!

— Ах, стыдишься! — лицо его потемнело. Он развернулся на каблуках и, сжав кулаки, покинул террасу.

— О, Джеффри, нет! — вскочила Корделия, но массивная дубовая дверь уже захлопнулась. — Я не то имела в виду… Проклятье! Почему все мужчины так глупы! — И она, вновь разрыдавшись, рухнула в кресло.

Джеффри застыл с сомкнутыми веками посреди Большого зала. Он пытался сконцентрироваться, мысленно представляя себе лицо Алена, однако для телепортации его слишком переполняли эмоции. Его родная сестра! Этот пустоголовый самодовольный болван посмел оскорбить Корделию! Голова гудела; Джеффри едва ли был способен сдержать бушевавшую в нем ярость настолько, чтобы нащупать мысли принца. «Я и верхом его догоню! Проклятье, нет! Слишком медленно!»

Но выбора не было, так что он бросился в конюшни и оседлал выведенного конюхом чалого. Несколько минут спустя молодой маг прогромыхал через мост и устремился прямо по следу принца, оскорбившего его сестру.

— Как ты себя чувствуешь, миледи?

— Как и следовало ожидать, — вздохнула Корделия и присела на скамью у колонны.