Около высокой стойки развалились на табуретах трое парней гигантского роста, обнажённых до пояса. У каждого на поясе имелись ножны, скрывающие бритвенной остроты кинжалы. В случае наиболее яростных потасовок, когда не помогали пудовые кулаки, вышибалы, не задумываясь, пускали в ход оружие и тогда драчунам оставалось пенять лишь на себя. Впрочем, такое случалось очень редко.

Над всем этим весельем нависали густые облака табачного дыма, весьма напоминающие грозовые тучи, из которых вот-вот хлынет дождь и ударит молния.

Джонрако прищурился, пытаясь высмотреть знакомых, с кем можно было спокойно потрепать языками. Прежде чем он успел определиться, его уже заметили и здоровенная четырёхпалая рука взметнулась к потолку, подав сигнал капитану. Там, за самым маленьким из всех имеющихся столиков, располагалась самая скромная (по количеству, но не по громкости) компания. Пятеро капитанов оживлённо обсуждали какую-то проблему, не забывая прикладываться к пивным кружкам. Шестой участник уже успел всё обсудить и уронив голову на стол, громко посапывал расплющенным носом.

Каждый из шестёрки был знаком Джонрако, поэтому капитан довольно осклабился и направился к столику, оглаживая ладонью бороду. По пути он ухватил за талию гибкую черноволосую девицу и крепко прижал к себе. Та взвизгнула и обратила к нахалу возмущённое лицо.

— Я официантка, болван! — строго сказала она, — А не какая-то шлюха!

— А мне какое дело? — отозвался мореход и чмокнул её в губы, — Будь ты хоть даже дочкой трактирщика. Я же не собираюсь с тобой спать. По крайней мере, здесь и сейчас.

Приложившись губами к упругой щёчке, он увлёк девицу к друзьям. Та, правда, больше не возмущалась и даже позволила усадить себя на колени, когда сам Джонрако расположился на своевременно подставленном табурете. Появление старого знакомого вызвало заметное оживление и даже спящий сумел приоткрыть один глаз и пробормотать нечто о людях, которых приносят черти. На столе немедленно появилась огромная кружка, по размеру напоминающая маленький бочонок. Зная пристрастие Собболи, его доверху наполнили темнейшим портером, распространяющим вокруг стойкий аромат хмеля.

— А вот и наш Джонрако, — заметил обладатель четырёхпалой конечности, весьма похожий на плохо отёсанное бревно, — Мы уже, грешным делом, успели порешать, что ты не явишься, чертяка! Ты, как обычно, с уловом?

— Это — дочь трактирщика, — заметил, щурясь словно кот, абсолютно лысый моряк, на блестящем черепе которого чернело изображение его корабля.

Джонрако несколько удивлённо посмотрел на девушку и та, с важным видом, кивнула головой, но сама не выдержала и громко прыснула, убирая чёлку с блестящих глаз. Тогда капитан покрепче прижал спутницу и громко потребовал:

— В таком случае, самого вкусного пива для дочери владельца самого лучшего трактира Ченса! — он внимательно осмотрел лежащего на столе человека, — Чего это Сирон улёгся отдыхать в самом начале такого чудесного вечера? Попутал галсы?

— Это точно, — откликнулся четырёхпалый, одним махом осушая свою кружку, — Если ты, Джонра, заглянешь под стол, то обнаружишь там две бутылки Картского Лесного. А если ты обнаружишь — знай, Сирон прикончил их самостоятельно, ещё до нашего прихода.

— Правда выяснилось это поздновато, — откликнулся худой, точно щепка, капитан, чья вытянутая голова увенчивалась невероятным, по размеру, тюрбаном, — Мы заказали ему пива, ещё до того, как догадались заглянуть под стол. Стоило Сирону опорожнить половину и морские черти увели его прочь.

— А что это вы сегодня без девочек? — осведомился Джонрако, чьи руки уже успели проникнуть в один из многочисленных разрезов длинной юбки и проделывали там некие манипуляции, от которых девушка время от времени подпрыгивала и возмущённо шипела, не покидая, впрочем, насиженного места, — Или сегодня день священного воздержания? Эх, не догадался я взглянуть на календарь…

Толстяк только покачала головой и провёл маленькой ладошкой по кораблю на своей лысине.