Для хранения зерен Моа стала плести из прутьев корзины поплотнее и все щели в них замазывала глиной, чтобы зерна не просыпались; таким путем женщина на ощупь подошла к изготовлению горшков; но наладилось это дело лишь тогда, когда мужчина снова добыл огонь.

У них уже было несколько детей. Первый ребенок родился в отсутствие Дренга, а во второй раз Моа сама ушла из жилья, спряталась за большой камень и, поохав там с часок, вернулась назад с новым ребенком. Это были маленькие слепые создания, с коричневым пушком по всему телу; первое время они почти целыми днями спали в плетеной корзинке за спиной у Моа. Но они быстро росли; старший пузанчик уже расхаживал за порогом жилья и исследовал все, что только попадалось ему под руку. Отец сделал ему кремневый топорик, величиной с ноготь большого пальца, и маленький мужчина отважно набрасывался с ним на щенков, копошившихся вокруг жилья. Удалось-таки Дренгу снова полюбоваться на маленьких пушистых ребятишек, пускающих по ветру пушинки, как птички, – точь-в-точь как в прежнем первобытном лесу; но теперь это все-таки выглядело совсем по-другому!

Жилище приходилось устраивать попросторнее и попрочнее, чтобы хватило места всей семье. Уходя на охоту, Дренг заваливал вход в жилище большим камнем, и Моа сидела там с детьми, занимаясь своим плетеньем. Днем она отодвигала в сторону какой-нибудь из камней поменьше, чтобы внутрь лился свет, а то там бывало темновато, особенно зимой. Все холодное время года они проводили на одном месте, оттого и жилье им требовалось попросторнее; Дренгу приходилось еще устраивать особые помещения для запасов вяленого мяса, кореньев и зерна. Обычно он старался выбрать для жилья место, уже защищенное от ветра, предпочитая естественную пещеру или горный утес, к которому прислонял камни, или, если не находилось ничего другого, приходилось довольствоваться углублением в земле.

Ледник, надвигаясь на них своими краями, вынуждал их кочевать и часто просто спасаться бегством. Таким образом, они были постепенно оттеснены так далеко на юг, что, судя по местоположению, очутились приблизительно там, где Дренг родился и провел свое детство. Он узнал это по многим приметам, например, по близости потухшего вулкана; но на месте прежнего первобытного леса простирался теперь на большое расстояние сплошной щит льда с такими глубокими расселинами, что в них утонули бы самые высокие деревья. Разница была настолько велика и удивительна, что Дренг, переживший всю эту перемену, по временам с трудом узнавал и себя самого.

Между тем кочевать им становилось все труднее. У Моа прибавилось еще несколько ребятишек, и хотя она с великой охотой таскала их за собой – один сидел в корзинке за спиной, второй на одной руке матери, третьего она вела за руку, и еще несколько цеплялись ноготками за подол ее юбки, – все-таки управляться было нелегко, почти невозможно, так как приходилось забирать с собою еще множество необходимых предметов. Моа тащила на себе тяжесть больше своего собственного веса, все с той же сосредоточенностью и добротой, и они кое-как кочевали – поневоле, вынуждаемые Ледником, – но долго так не могло продолжаться.

Дренг сам ввел в свой быт немало разных улучшений, из-за которых трудно было сниматься с места, где семья уже обжилась. Так, он начал обзаводиться домашними животными. На охоте ему часто удавалось захватить живьем какое-нибудь животное – жеребенка дикой лошади, самку северного оленя. Он приводил их домой и держал на привязи вблизи своего жилья. Эти пленники служили про запас, на случай недостатка дичи. С течением времени затея эта все разрасталась, и Дренг обзавелся целым стадом диких лошадей, оленей и коз, расплодившихся в неволе. Ночью на них стали нападать волки, и Дренг устроил загородки и плетни. По осени он большую часть своего скота резал и вялил мясо на зиму.