Сняв ботинки и носки, он вымыл ноги и лег на широкую койку. Сон долго не приходил к нему. Наконец он уснул. Проснувшись, он вновь умылся, оделся и вышел на палубу, тотчас же заметив, что Уркварт исчез.

Утреннее небо было затянуто тучами, далекие огненные горы были едва видны, в свете дня они уже не казались такими впечатляющими. Паруса от сажи стали черными, а всю палубу покрывал легкий клейкий пепел.

Скорость корабля была минимальной, скольжению полозьев сильно мешал пепел, усыпавший лед на многие мили вокруг. Чувствуя себя усталым и разбитым, Арфлейн поднялся на мостик. Матросы на палубе и вантах, также, как и он, едва передвигали ноги. Несомненно, причиной их слабости был дым вулканов.

На мостике его встретил Потчнефф. Первый офицер даже не делал попытки приветствовать его. Не замечая Потчнеффа, Арфлейн вошел в рубку и снял со стены мегафон. Вновь вернувшись на мостик, он позвал к себе боцмана.

— Привести корабль в порядок, боцман. Очистить грязь с каждого дюйма парусов, и как можно быстрее!

Файдур принял приказ.

— Слушаюсь, сэр!

— Абордажные крючья за борт, — приказал Арфлейн. — Будем стоять на месте, пока не соскоблим грязь. Где-нибудь должны быть теплые водоемы. Пошлем партию на поиски, может быть, вернутся с тюленьим мясом.

В предвкушении свежего мяса Файдур буквально расцвел.

— Есть, сэр, — радостно ответил он.

После очередной стычки Файдур избегал компании Ульсенна и Потчнеффа, так что теперь Арфлейн был полностью уверен в надежности боцмана.

По приказу Файдура паруса спустили, а на лед выбросили абордажные крючья.

Едва начались работы по очистке судна, вызвали добровольцев на поиски водоемов и свежего мяса. Арфлейн спустился вниз и постучал в каюту Уркварта. Оттуда раздались какие-то звуки, затем сильный удар, но дверь осталась закрытой.

— Уркварт, — подождав, позвал Арфлейн. — Разрешите войти. Это Арфлейн.

Дверь открылась. На пороге стоял раздетый по пояс Уркварт. Его длинные мускулистые руки были покрыты татуировкой, на крепком торсе виднелись многочисленные белые шрамы. В верхней части руки Арфлейн заметил свежую рану. Нахмурившись, он указал на нее.

— Как это случилось?

Помрачнев, Уркварт отступил в каюту, по размерам не превосходящую шкаф. Одну стену каюты занимал сундук с вещами гарпунщика, другую — койка. На полу валялись разбросанные меха. На крышке сундука, рядом с наполненным кровью тазом, лежал нож.

Внезапно Арфлейн понял, что Уркварт пустил себе кровь во имя Ледовой Матери. Обычай этот ныне был почти забыт. Когда святотатством либо чем другим человек оскорблял Ледовую Мать, он пускал себе кровь и выливал ее на лед, отдавая эту часть своей жизни.

Арфлейн вопросительно кивнул в сторону таза. Уркварт пожал плечами. Казалось, хладнокровие вновь вернулось к нему.

— Что случилось сегодня ночью? — спросил Арфлейн, сев на койку. — Чем вы оскорбили Мать?

Отвернувшись, Уркварт принялся собирать меха.

— Я был слаб, — проворчал он. — И отступил перед страхом к врагу.

— Это не причинило нам вреда, — ответил Арфлейн.

— Я знаю, какой вред причинила моя слабость, — произнес Уркварт. — Поэтому я сделал то, что должен был сделать. Надеюсь, этого достаточно.

Он открыл иллюминатор и, подняв таз, вылил кровь на лед. Закрыв окно и швырнув таз на сундук, он поднял гарпун.