Так и случилось. Они двигались мимо него, похожие на шахматные фигуры, в пурпурных сутанах и белых стихарях, ниспадавших с плеч и рук.

— О Эдвин! Здорово! Я так рада тебя видеть. Не знала, приедет ли кто за мной. — Утрата указала на свои мантию и стихарь. — Мне нужно убрать вот это в корзину и взять пальто и шляпу. Ты подождешь здесь?

— С места не двинусь, — сказал он. — Никогда не видел столько девчонок сразу, они вселяют ужас.

Она улыбнулась ему и ускакала.

Стараниями одетых в накидки учительниц, которые бегали туда-сюда точно овчарки вокруг стада, выстраивая девочек парами в одну линию и сгоняя отбившихся, в другом приделе церкви образовывался некий гигантский серый крокодил.

— Поторапливайтесь, девочки, нам надо успеть на поезд. Фиона, поправь шляпу. Матильда, где твои перчатки? Дирдре, сколько раз мне повторять, чтобы ты не стояла на одной ноге?

— У меня от чулок ноги чешутся, — оправдывалась несчастная Дирдре, которая перед этим яростно терла голень носком своего строгого, без излишеств, коричневого ботинка.

— Дирдре! Упоминать публично нижнее белье! О чем ты вообще думаешь?

В холодном воздухе Эдвин видел собственное дыхание; вначале показалось не так холодно, но стужа проникала сквозь древние камни, и его ступни начали коченеть, нос покраснел. У стоявших вокруг него девочек и их родителей почти у всех рдели носы и щеки.

Как бы ни были теплы пальто и шубы, ничто не могло защитить от арктической стужи Йоркского кафедрального собора в декабре. Погода стояла необычайно студеная даже для севера Англии, но Эдвин не мог припомнить случая, когда бы не замерз в этом соборе.

«Холодный, как казенная благотворительность». Именно эти иронические слова пришли ему на ум, когда он смотрел в дальний конец непомерно длинного нефа, туда, где стояли открытыми западные двери и прихожане вытекали наружу, на тусклый свет зимнего дня. Вскоре к нему присоединилась Утрата.

— Я рада, что ты приехал меня забрать. Эта ужасная поездка на поезде… Пять часов в душном купе и сидение на ледяных платформах, к тому же терпеть не могу без конца пересаживаться с поезда на поезд.

Еще один серо-стальной взвод учителей — серых даже не в смысле цвета одежды, а в смысле седины и выражения лиц — устремился к ним.

— Утрата Ричардсон!

Девочка поспешно высвободила руку, просунутую под локоть Эдвина.

— Это мой брат Эдвин, мисс Хартнесс.

Острые недоверчивые глаза внимательно обследовали молодого человека с ног до головы.

— На вид он слишком стар, чтобы быть твоим братом.

Эдвина это позабавило.

— Думал, моя бабушка дала вам знать, что я приеду.

— Полагаю, директриса получила телеграмму от леди Ричардсон с таким уведомлением. Обычно мы не отпускаем наших воспитанниц с братьями. Вы, девочки-сироты, создаете трудности для школы.

Эдвин повернулся к Утрате:

— У тебя есть какой-нибудь багаж?

Учительница ответила за нее:

— Чемоданы и сундучки девочек отправили по железной дороге два дня назад. У Утраты сумка с ночными принадлежностями.

На лице мисс Хартнесс все еще было написано подозрение. Неужели она считает его плутом и повесой, собирающимся похитить девочку? Он, конечно, любит сестру, но этой женщине следовало бы сообразить, что будь у него подобное намерение, то вместо нескладной Утраты Эдвин умыкнул бы девочку поярче.