Просторная столовая была полупуста. Подошедший стюард шепнул Хэлу, что обычный порядок рассаживания за столики на время отменен, поскольку ужинает мало пассажиров; эти немногие доверительно улыбались Хэлу улыбками людей, как и он, невосприимчивых к морской болезни.

На всех столах виднелись маленькие деревянные защитные приспособления, предназначенные предупреждать соскальзывание при качке серебряных приборов и фарфора. Когда официант выдвинул для него стул, бокалы возле прибора зазвенели, ударившись друг о друга, но официант ловко и умело привел их в порядок, и Хэл, расстелив на коленях толстую полотняную салфетку, перевел внимание на соседей по столу.

Разумеется, одним из этих сотрапезников неминуемо оказалась леди Гаттеридж, жена губернатора Центральных провинций, везшая своих дочерей на родину к началу ежегодного лондонского сезона. Этой даме шторм был нипочем. Лишь какие-нибудь форс-мажорные обстоятельства могли сломить ее беспредельную жизненную энергию, и, уж конечно, она не потерпит никакого вздора со стороны каких-то волн. Хэлу невольно подумалось: рады ли две ее дочери представившейся возможности побыть одним в своих каютах, вдали от неослабного надзора их требовательной матери?

Девушки почтили Хэла вниманием — урывая краткие моменты, когда за ними не следило бдительное материнское око. Одна сестра сочла его слишком старым, чтобы заинтересоваться, а скорее почувствовала, что добыча не по зубам: он очень уверен в себе, с ним заигрывать сложно. Другая была заворожена именно этими его качествами, а вдобавок — худощавой фигурой и смуглой внешностью. Сардоническое выражение лица Хэла приводило ее в необъяснимый трепет; когда же он веселился, то его почти черные блестящие глаза и подвижный рот, сложенный в кривую усмешку, будоражили ее воображение.

«Собирается ли он быть в Лондоне в предстоящий сезон?» — задавалась она вопросом, бросая на него мечтательные взгляды во время игры в метание колец на палубе.

«Зря теряешь время, — сказала ей сестра. — Хэл Гриндли все равно не будет числиться в мамином списке. Да и с какой стати, сама подумай: мы ровно ничего не знаем ни о нем, ни о его семье». Сам предмет воздыханий был сдержан на сей счет, умалчивая насчет своей школы, полка и университета — этих столпов общественного положения, а его одежда классификации не поддавалась. Хотя хорошо скроенный вечерний костюм Гриндли мог выйти только из-под рук лондонского портного — но при чем здесь желтые носки?

Ходили слухи, что он родом с севера Англии, жил в Америке, изъездил всю Австралию и бог знает что еще, — явные признаки того, что данный экземпляр ни в коей мере не является приемлемым партнером: ни для танцев, ни для жизни.

Все это вполне справедливо, но ущерб душе уже нанесен и весь последующий год девушка будет настоящим отчаянием для матери, отвергая желательных и превосходных молодых людей, продефилировавших перед ней. В конце концов она сделает максимально неподходящий выбор в лице хотя и подающего надежды, но не слишком молодого политика от лейбористской партии («среди всех чудовищных вариантов, моя дорогая!..») — лишь потому, что в нем было нечто от того подвижного склада ума и естественной, небрежно-властной манеры, которые так околдовали ее в загадочном мистере Гриндли.

Сидевший напротив Хэла колониальный епископ спросил, куда он намерен направить стопы, когда они пристанут к берегам Англии.

«В Уэстморленд, — не задумываясь ответил тот. — Туда, где сейчас замерзают озера и где проживают мои родственники».