На взмыленной, задохнувшейся лошади подскакал ординарец: приказано отойти к Хопрам. Начали отступление. По белому, топкому снегу, блестящему миллионами цветов и блесток, растянулись черными пятнами две цепи, а сзади, застилая горизонт, густыми, черными полосами движутся на нас большевики.

Видно, как справа от пехотных цепей, мешаясь, неровно колышется кавалерия.

Глухой выстрел! приближаясь, свистит снаряд… по нас, по нас… нет… перелет… по первой цепи… с визгом и звоном взрывает белый снег граната, оставляя черное пятно. Люди упали. Все ли встанут? - нет, встали, цепь движется.

Чаще, чаще свистят, рвутся снаряды. Большевики движутся быстро, наседают, наседают…

Скачет второй ординарец: приказано занять позицию южнее станции Хопры - станцию оставили.

Перелезли поросший кустарником овраг, рассыпались по возвышенности и залегли.

Впереди открытая белая степь, по ней ползут черные полосы-цепи, влево и вправо от них уступами колышется кавалерия…

Над нами звонко рвутся белые облачка шрапнелей. Около нас с визгом роют землю гранаты…

Но вот и за нами приятно громыхнуло: наша бьет. Еще, еще, и через головы с воем уходят снаряды. Все жадно ловят: как разрывы?

Артиллерия бьет часто и метко. В цепях большевиков замешательство. Залегла первая - остальные остановились. Видно, как смыкаются, толпятся… "Смотрите, смотрите, товарищи митингуют!"

Вместо цепей на снегу уже пятна, неровные, колеблющиеся.

Вот опять медленно расходятся, передняя цепь двинулась вперед, наступают…

Рвутся их снаряды, и клокочут уходящие наши. Пулеметчик прижался к пулемету. Пулемет ожесточенно захлопал, дрожит, выбрасывает струйку белого дымка и рвется вперед, как скаковая лошадь. Пиу… пиу…- свистят, мягко тыкаясь, пули. Защелкали винтовки. Серые фигуры вжались в белый снег. Лица бледны, серьезно-ожесточенны. Глаза выбирают черные точки на противоположной дали, руки наводят на них винтовки, глаза зорко целятся…

Мы - горсточка. Единственная наша защита - артиллерийский огонь. Полк. С. зовет меня: "Сейчас же на будке возьмите лошадь, скачите к начальнику участка, доложите, что на нас наступают два полка пехоты, охватывают фланги батальона по два, кроме того, с флангов кавалерия… Спросите приказаний и не будет ли подкреплений…"

Я сажусь верхом. Усталая лошадь не хочет идти. Бью ее, скачу…

На крыше вагона офицер и генерал Черепов. Генерал в бинокль смотрит вдаль - на бой. Сидя верхом, приложив руку к козырьку, докладываю приказание полк. С. и прошу распоряжений.

Вдали слышатся разрывы снарядов, ружейная пальба и пулеметы…

Генерал Черепов секунду молчит. "Голубчик, доложите все это генералу Деникину, он здесь в поезде, в другом, сзади…"

Еду, ищу. "Вагон командующего?" - "Вон, второй вагон-салон…"

Спрыгиваю с лошади - вхожу в вагон. "Вам кого?" - спрашивает офицер в красивой бекеше и выходных сапогах. "Генерала Деникина, с донесением".- "Сейчас…" Выходит Деникин. В зеленой бекеше, папахе, черные брови сжаты, лицо озабочено, подает руку… "Здравствуйте, с донесением?" - "Так точно, Ваше Превосходительство".

Повторяю донесение… "Полк. С. приказал спросить, не будет ли подкрепления и не будет ли новых приказаний?"

Лицо Деникина еще суровее. "Подкреплений не будет",- отрезает он.

Сажусь на лошадь. Проносится злобная мысль: хорошо тебе в вагоне с адъютантами "принимать бой". Ты бы там "принял". И тут же: ну, что же Деникин мог еще сказать? Отступать ведь некуда, подкреплений нет. Стало быть, все ляжем…

Несут раненых. "Куда ранен?" - "В живот",- тихо отвечают несущие.