Кто-то достал засаленную книжку Дюма "Chevalier de maison rouge", читает вслух. Тускло горит свеча, все, слушая, задумались…

Входит Варя. Сапоги, платье - грязные, вид усталый, лицо заплаканное. "Варя, что с вами? Варя?" Она падает на стол, громко рыдая. "Эраст убит! Эраст убит!" - "Быть не может! Где?" - "В слободе Григорьевской". Варя плачет. Тихо, незаметно вытирают слезы раненые.

Немного успокоившись, она рассказывает: "Они в цепи лежали. Минервин ранен был в ногу, просит его вынести, а большевистские цепи совсем близко. Говорят, подождите, капитан, а он все просит… Эраст, вы его ведь знаете, с Дрейманом взяли - понесли. Их одной пулей, в живот обоих. Дреймана навылет, у Эраста застряла в мочевом пузыре… Как он страдал.- Варя опять заплакала.- Его в хату принесли. Хата скверная, кровати даже нет. На стол положили. Он все время о матери… кричит: мамочка, милая, прости меня, мамочка, помолись за меня… мамочка, неужели ты не видишь-твой сын умирает… Меня вызвали из хаты. Я вернулась, а он уже умер… так, на столе…"

Эраст Ващенко. Мы вместе учились, вместе приехали на Дон. Он единственный сын. Одинокая мать - жила только его любовью.

Вспомнилась последняя встреча с ним в ауле. Эраст был усталый, измученный: "Как это все тяжело, как хочется отдохнуть,- говорил он,- мне кажется иногда, что я не выдержу больше…"

Теперь он зарыт, как тысячи других…

Под Екатеринодаром

Части Добровольческой армии по нескольким направлениям движутся к Екатеринодару. На пути с боем берутся станицы и станции. Прошли Георгие-Афипскую, какой-то аул. Переправились через Кубань, взяли Елизаветинскую и кольцом обложили столицу кубанских казаков.

Обоз подъехал к Кубани. Не переправляется - расположился табором по широкому зеленому лугу. Дымятся костры. Пасутся лошади. Меж телег ходят сестры: перевязывают, кормят раненых.

На земле лежит группа штатских. К ней подъезжает на большом вороном коне М. В. Родзянко.

Издалека доносится гул боя.

Начался штурм Екатеринодара.

Весь день проходит в ожиданьи. Вести из боя какие-то странные. Приедет верховой, сообщит: Екатеринодар взят. По обозу несется "ура". Едет второй: не взят, наши отбиты с большими потерями. Томительно тянется день, другой… От Екатеринодара катится беспрерывный гул: штурмуют. К вечеру второго дня, по наведенному парому, обоз медленно переправляется через Кубань. Три подводы становятся на паром. Переплыли. И тихо едут по узкой дамбе до дороги в Елизаветинскую, отстоящую в восьми верстах от Екатеринодара…

Обоз раненых разместился по станице. Мы устроились в церковной сторожке, в ограде церкви.

Большая комната застлана соломой. Подряд лежат раненые…

Утро. Третий день штурма. День голубой, теплый. Артиллерия гудит без всякого перерыва. Ружья и пулеметы слились в беспрестанный, перекатывающийся треск.

Раненые сидят на паперти церкви. Прислушиваются к гулу боя, стараясь определить: близится иль нет? Ничего не поймешь. Как будто все на одном месте…

Красная каменная церковь вся исстреляна снарядами. Старенький сторож-казак показывает в окне церкви небольшой, написанный на стекле, образ Христа.

Окно выбито снарядом. Кругом иконы - осколки гранаты и стекла, а образ стоит нетронутым, прислонившись к железной решетке.

Вечереет. Гул не стихает. Еще ожесточеннее, страшнее ревет артиллерия. Как будто клокочет вулкан…

Старенький священник прошел в церковь. Великопостная всенощная. Полумрак. Пахнет свежим весенним воздухом и ладаном. Мерцают желтые огоньки тонких свечей. Священник читает тихим голосом. Поют. Молятся раненые. Плачут склонившиеся женщины-казачки.

А со стороны Екатеринодара ревет артиллерия… Ухнет страшный залп.