Только теперь, медленно выдыхая, пока напряжение покидало мое больное тело и дрожь медленно подчинялась рассудку, я заметил, что горящий орк все еще ковылял к нам. Он шагал неверно и качался, будто пьяный, из стороны в сторону, но все еще заставлял себя идти вперед, нацелившись на своих мучителей. Это было, надо признаться, отвратительное зрелище, и я уже готовился приказать солдатам добить его, когда орк внезапно рухнул на землю. От снега вокруг его грузного тела поднялось облако пара.

Спустилась тишина, нарушаемая только извечным стоном ветра и свистом дыхания, прорывающегося сквозь мое горло.

– Лант? – спросила Грифен невыразительным голосом, который уже сам по себе был ответом на ее вопрос.

– Мертв, – подтвердила Хейл, стоя над разбитым телом, пролившаяся из которого кровь и вырванные внутренности уже вмерзли в снег.

Я заставил себя подойти, поглядывая на мертвого солдата и не вполне понимая, что именно чувствую (кроме обычного для меня глубокого облегчения, что это не я лежу на земле, в то время как в наших обстоятельствах это было весьма вероятно).

– Он выполнил свой долг, – произнес я, и это была высшая похвала, которую я смог придумать, но все послушно и горестно кивнули.

Грифен указала Хейл и Симле:

– Понесете его. Будем меняться по дороге.

Понимая, как тяжело ей было в первый раз терять солдата под своим командованием, я все же покачал головой. Это никогда не становится легче, уж я-то вам точно могу сказать, но через некоторое время привыкаешь нести эту тяжесть как должное. Что там ни говори, Император не может защитить всех и каждого – именно потому в отношении себя я так прилежно занимаюсь этим сам.

– Я бы хотел, чтобы мы могли так поступить, – произнес я так мягко, как только мог. – Но у нас нет времени. Мы должны вернуться – чем быстрее, тем лучше.

Я почти ожидал, что Грифен станет возражать, но она нехотя кивнула.

– Мы вернемся за его телом, – согласилась сержант.

Но мне вновь пришлось покачать головой.

– Боюсь, что мы не сможем, – сказал я со всей тактичностью, на которую был способен.

Внезапно я понял, что на меня пристально устремлены четыре пары глаз (Юрген, конечно же, просто поступил бы так, как я сказал, без разговоров, поскольку именно его собачья, лишенная воображения покорность власти была главной из запрятанных в нем добродетелей).

– Но почему? – Грифен не стала спорить с моим решением, как я с удовлетворением заметил, просто просила объяснений, которых, полагаю, они все были достойны.

– Мы не можем оставить ни следа нашего присутствия здесь, – сказал я. – Сейчас некроны знают только о зеленокожих.

По крайней мере, я надеялся, что это так.

– Наша самая большая надежда состоит в том, чтобы предупредить своих, пробравшись мимо, пока некроны сосредоточивают свое внимание на той угрозе, о которой знают.

– На орках, – кивнула Грифен с неохотным пониманием. – Но если они найдут тело Ланта, они вцепятся и в нас?… Я поняла.

– Я сожалею, – повторил я, – но это единственный выход.

Я подозвал Юргена, и он вновь поднял мелту. Я на мгновение задумался, не стоит ли забрать огнемет, но он был бы большей обузой, чем нес бы пользы: баки были слишком тяжелыми, чтобы добавлять их к обычному комплекту оружия, и вдобавок затворный механизм выглядел поврежденным болтерным огнем. Я проверил карманы Ланта на предмет личных вещей, которые можно было бы послать его семье на Вальхалле (если, конечно, она у него вообще была, лично я этого не знал и просто успокаивал себя стандартными и такими знакомыми действиями), и в последний момент решил забрать его лазерный пистолет.