Сук полетел в сторону «Лексуса», но метатель был явно не в состоянии не только попасть куда-нибудь, но даже добросить. Ему и голову оторвать от земли-матушки – и то вряд ли удалось бы. Зато слов алкаш знал много. Правда, из всего, что Накамура услышал, он понял лишь предлоги «в» и «на», а также общий смысл, отражавший явное недовольство появлением невесть откуда дорогой иномарки.

Не став вступать в прения, японец узрел через десяток домов дородную даму с ведрами, достающую воду из колодца. Машина послушно преодолела это расстояние.

– Добрый день! – снова попытал счастья Накамура.

– Здрасьте, – женщина отставила ведро и вытерла мокрые руки о подол цветастой юбки. – Кого ищешь, милок?

Накамура обрадованно осклабился:

– Я искать дом, – он развел руками, насколько позволял салон иномарки. – Крупный дом!

– Дачу, что ль, собрался покупать? Да какие же здесь дачи? Старье одно, без слез не глянешь. Это тебе, дорогуша, в сторону Москвы чесать надо. Километров через сорок и начнутся бо-ольшие дома.

– Не надо Москва, – закрутил головой японец. – Здесь надо крупный дом, очень старый.

Женщина горестно всплеснула руками, не обращаясь ни к кому:

– Неужели и до нас добрались, окаянные? На Рублевке им тесно стало, сюда уже лезут!

Накамура старательно наморщил лоб, стараясь понять, о чем идет речь. Если он правильно уловил намек, речь шла о деньгах. Потом поспешно кивнул и достал кошелек:

– Сколько стоит показать дом? Рубли?

Тут уже дама задумалась, принялась одергивать выцветшую блузку.

– Что-то теперь я не пойму, – осторожно начала она. – Тебе что, мой дом нужен?

– Не надо твой дом. Я давать деньги, ты говорить, где старый дом, в котором жил помещик, дворянин. Понимаешь?

В руках японца появилась пятидесятидолларовая купюра. Местная жительница радостно хлопнула себя по лбу:

– Дак ты турист? А я-то уж испугалась было, мамоньки мои! Усадьбу ищешь дворянскую? Так прямо по улице к ней и выедешь!

– Туда? – переспросил Накамура, сунул в руку оторопевшей женщине деньги и завел двигатель. – Спасибо большое!

«Лексус» тронулся с места, подняв за собой облачко пыли. Поспешно спрятав деньги за пазуху, поближе к сердцу, случайная проводница растроганно крикнула вслед странному иностранцу:

– Может, тебе самогоночки налить? Хороший первач есть. Не надо?..

Старинный особняк японец разглядел сразу. Когда-то добротный двухэтажный дом с колоннами ныне находился в весьма плачевном состоянии, и назвать его дворянской усадьбой у Накамуры не повернулся бы язык. Кое-как перекрытая жестью крыша давно требовала ремонта. Обшарпанные стены местами дали трещины, в окнах не хватало стекол. От дворовых построек не осталось и следа, а обычный для тех времен вишневый сад рядом с имением остался лишь в памяти людей, его видевших.

Оставив машину на обочине, Накамура зашагал по заросшей травой тропинке к особняку. Вокруг стояла тишина, столь непривычная для городского уха. Рядом со входом, рассевшись кружком на плотно утоптанной площадке, ребятня играла в «копеечку». Увидев дорогую иномарку, пацаны мигом забросили свое занятие и гурьбой ринулись к ней, чуть не сбив японца с ног. Подозрительно посмотрев вслед чумазым ребятишкам, Накамура принялся осматривать здание, то и дело щелкая затвором фотоаппарата с довольной улыбкой на раскосом лице. Причем выбирал он для съемок самые неприглядные места и ракурсы. «Чем хуже на фото выйдет строение, тем весомее будет аргумент против возвращения Остроумова на родину», – думал он.