Мобильник зашелся очередной трелью («В лу-у-унном сия-я-янии сне-е-ег се-е-еребри-и-и-ится…»), как только Кондратьев, удовлетворенный достигнутыми успехами, устроился на скамейке. Собрался порадоваться жизни – и грянуло.

Звонил Боря Зинченко, лидер Федеративной партии Украины.

«Борей» (не «Бобой» же!) бородатый стал по собственному настоятельному требованию. «Ну, отец! Ну, не обижай! Ну, в натуре, ей-богу!». Петр Леонидович возражать не стал – в отличие от затейки господина Зинченко с «карманной» партией, против которой высказался со всей нелицеприятностью. Убедившись, что уговоры не действуют, предложил сменить название на более точное: Федеративно-Пенитенциарная.

Зинченко обещал подумать, но от идеи не отказался. Кажется, слова старика о президентстве угодили «в яблочко».

– Нет, – терпеливо повторил Кондратьев, держа трубку на раскрытой ладони, как лягушку. – Не надо. Нет, «Лозовсталь» для моего внука покупать не надо. Бригаду «скорпомощи» расстреливать не надо. Боря, не суетись! О Марусе Климовой своей лучше подумай. Заносит бабу. Да, прямиком в Ассакру. Да, не сворачивая. Как поезд по тундре.

Что он услышит в ответ, старик знал заранее. Идею выкопать бренные останки госпожи Блаватской и вывесить на столбе для всеобщего обозрения. Этот план бородатый разрабатывал не первый год.

Именно здесь, во дворе неотложки, сбрызнутом золотым майским солнцем, тирмен Кондратьев окончательно пришел в себя. Не просто очухался, сбросил, как казенный халат, смертное оцепенение, но и ощутил странную удовлетворенность, граничащую с блаженством. А он, дурак, куда-то спешил, сетовал на свою Даму! Помер бы, прошел расстрельным лесом – и лишился бы этого дня, весеннего солнца, зеленой травы, бесплатного цирка мадам Кали.

Не поговорил бы с Данькой.

Петр Леонидович острым взглядом разведчика окинул окрестные скамейки в поисках курцов. Увы, тщетно. Оставалось расширить зону поиска. Он поглядел вперед, на дорогу, где время от времени проезжали кареты с красным крестом.

И обмер.

Запоздало вспомнилась народная мудрость: не поминай! Звеня медалями и орденами, Адмирал Канарис шел…

Отставить! Звеня медалями и орденами, наверченными и нацепленными на белый халат, Адмирал Канарис волной-цунами несся от ворот, ведущих на территорию неотложки. «Пропеллер, громче песню пой, неся распластанные крылья…» Воздух свистел, земля гудела, разбегался по сторонам перепуганный медицинский народ.

Как говорит горячий человек Шамиль Расулович: «Дорогие тосты продолжаются!» Кондратьев протер глаза. Откуда?! «В последний бой, в заветный бой летит стальная эскадрилья!» Он прикинул, не самое ли время креститься…

– Андрей!

Если призрак, фантом, видение – значит, рассыплется. Сгинет. Растечется белесым туманом.

– Канари! Сто-о-ой!

Не сгинул. Не растекся. Не рассыпался даже.

– Петро!..

Грозно звякнули ордена-медали. Стальная эскадрилья в нелепом белом халате, поворачивая на полной скорости, совершала боевой заход. Впервые Петр Леонидович понял со всей ясностью, что семидесятилетний Адмирал Канарис, как ни крути, по возрасту годится ему в сыновья.

– Товарищ старший лейтенант запаса! Прибыл согласно полученной повестки для личного отчета. Докладает старшина Андрей Канари!..

Перекреститься все-таки стоило. На белом халате Адмирала рядом с привычным иконостасом сверкал новеньким серебром знак «Почесний громадянин мiста», утвержденный распоряжением мэра всего неделю назад…

«Может, и вправду?» – мелькнула совсем уже безумная мысль.

Серебряный знак – ладно.