Изменить размер шрифта - +
В любой воскресный день любой полицейский за полчаса может арестовать семьдесят девять наркоманов, и у семидесяти восьми из них окажутся при себе наркотики. В нынешние времена хорошие осведомители не валяются на дороге, а Доннер был один из лучших. К сожалению, далеко не всегда он был под рукой. В любой момент он мог отчалить в Лас-Вегас, Майами-Бич или Пуэрто-Рико, чтобы улечься на пляже под тентом и полюбоваться каплями пота на собственном огромном теле.

Уиллис очень удивился, застав Доннера дома в самый холодный за всю историю города март. Комната Доннера напоминала турецкую баню. Вовсю трудились два радиатора, им помогали три рефлектора. В этой духовке и восседал Доннер в пальто, перчатках и трех парах шерстяных носков, согревавших его закинутые на радиатор ноги. Здесь же находилась полуголая девица лет пятнадцати в цветастом лифчике, узких трусиках и халатике без пояса. Появление постороннего человека совершенно ее не смутило. Равнодушно окинув взглядом Уиллиса, она как ни в чем не бывало продолжала расхаживать по комнате, не обращая внимания на двух мужчин, перешептывавшихся у окна, за которым сверкало по-зимнему холодное солнце.

— Кто такая? — осведомился Уиллис.

— Дочка, — усмехнулся Доннер.

Толстяк Доннер был малоприятным человеком, но хорошим стукачом, а служба заставляет сыщиков водить компанию с самыми разными людьми. Уиллис сразу решил, что девица — проститутка, а Доннер — ее сутенер. Ни один уважающий себя стукач ни за что не откажется от дополнительного заработка, например подобрать девицу из провинции и обучить ее кое-каким штучкам. Уиллиса не интересовало пристрастие Доннера к наркотикам. Он не собирался предъявлять девице обвинение в проституции, а самого Доннера привлекать за сутенерство (статья 1148 Уголовного кодекса). Уиллису хотелось поскорее снять плащ, шляпу и получить информацию о человеке по имени Дом.

— Дом, а дальше? — спросил Доннер.

— Больше нам ничего не известно.

— Сколько, по-твоему, в этом городе Домов? — спросил Доннер и засмеялся. Затем он повернулся к девице, которая возилась в холодильнике: — Марси, сколько, по-твоему, в этом городе людей по имени Дом?

— Не знаю, — сказала та, не поворачивая головы.

— Но ты кого-нибудь из них знаешь? — не отставал от нее Доннер.

— Не знаю я никаких Домов, — отозвалась девица. Голос у нее был тонкий, и говорила она с явным южным акцентом. Арканзас или Теннесси, подумал Уиллис.

— Она, оказывается, ни с одним Домом не знакома, — сказал Доннер и хихикнул.

— А ты сам? — спросил Уиллис.

— Может, у вас есть какая-нибудь зацепка?

— Две недели назад он просадил все деньги на боксе.

— Все просадили.

— Сейчас он на мели. Хочет присосаться к какому-то дельцу.

— Значит, Дом?

— Именно.

— Где он хотя бы живет?

— Знаю только, что его приятель живет в Риверхеде.

— Как зовут приятеля?

— Энтони Ла Бреска.

— Кто такой?

— Вроде бы ни в чем не замешан.

— Дом сидел?

— Понятия не имею. Похоже, он хочет погреть руки на дельце, которое задумал Ла Бреска. Дело вроде будет лихое.

— В этом городе часто проворачивают лихие дела, — буркнул Доннер. — Чем ты там занимаешься, Марси?

— Навожу порядок, — отозвалась девица.

— Перестань, не действуй мне на нервы.

— Надо же прибрать в холодильнике, — возразила та.

— Ненавижу южный говор, — сказал Доннер Уиллису.

Быстрый переход