В ответ на четвертый внутри что то глухо громыхнуло.

Стас мгновенно присел. Перекатился с крыльца на землю. Уже лежа на боку, выхватил пистолет и, когда снова громыхнуло, несколько раз выстрелил в ответ, целясь в дверь.

Я ни разу не видела перестрелки вживую. И хоть внутренний голос тут же успокоил меня, подсказав, что там, где я стою, – мертвая зона, все равно стало не по себе. При этом я прекрасно сознавала, что Хмара открыл огонь первым, и все таки мне не хотелось, чтобы прямо на моих глазах четверо оперов пристрелили живого человека. Между тем остальные участники операции не теряли времени – с разных сторон они кинулись к дому, мгновенно его окружили, прозвучал еще один выстрел, и послышался звон разбитого стекла. Внутри опять глухо громыхнуло, но теперь стреляли уже не в дверь. Затем кто то, кого я не видела, гаркнул:

– Васька, мудак, кончай войну! Ты же опять срок заработал, придурок чертов!

Жихарь тем временем поднялся и, набычившись, решительно атаковал дверь. Выдвинув в последний момент плечо вперед, он, словно средневековый таран, вышиб дверное полотно и скрылся внутри. Через мгновение туда же влетел Андрон… Наконец они выволокли Хмару, который верещал от боли в заломленных за спину руках, успевая в паузах бешено материться.

Швырнув пленника лицом на сырую землю двора, оба уселись на него верхом – Жихарь на голову, Андрон на ноги – и ловко заковали задержанного. Гриша и Вовчик тоже побывали в доме, вскоре вернувшись с трофеем – Вовчик осторожно нес в правой руке нечто смахивающее на обрез охотничьего ружья.

Пашка Пархоменко вразвалочку подошел к лежащему ничком Хмаре, отстранил Андрона, парой коротких пинков заставил пленника раздвинуть ноги и, несильно замахнувшись, пнул его в промежность.

– Чо, Вася, отлил уже или не успел? Так давай!..

Последовал второй удар.

Вой Хмары перешел в визг. Никто из четверки оперов и слова не сказал. А меня передернуло, будто так обращались не с Васькой Хмарой, а со мной.

Позади послышался шум машины. Обернувшись, я увидела приближающийся милицейский «газон» и отступила, чтобы пропустить его. «Газон» остановился у дома Хмары, из кабины выпрыгнул дядька в штатском, и я узнала его: вчера в выпуске телевизионных новостей он был в полковничьей форме, а в титрах значилось: «Валерий Яровой, начальник Подольского РОВД». Короче, здешний главный милицейский чин.

Свидетелем того, что здесь происходило, я была уже не одна: из окрестных дворов выглядывали любопытные соседи, в большинстве – пожилые женщины.

– Жихарь, твою мать, что тут у вас творится? – полковник не вошел, а буквально ворвался во двор. Стас дипломатично промолчал, и я, уже немного зная его характер, не могла не оценить его сдержанность. Вместо него заговорил Гриша, выступив вперед и протягивая начальству изъятое оружие:

– Вот, Валерий Иванович, сопротивление при задержании. Васька, значит… Из обреза…

– Вижу, что не из танка, – рявкнул Яровой. – Почему не доложено? Пархоменко, я тебя спрашиваю! Ты почему не доложил по форме?

Паренек потоптался на месте и пожал плечами:

– Я Жихарю маякнул… Думал, так и надо…

– Ты в милицию думать пришел или работать? – Полковник и Пархоменко были примерно одного роста, но перед начальством парень как то съежился, и мне показалось, что Яровой нависает над подчиненным как гора. – Ты кому обязан докладывать? Не в курсе, на чьем контроле это дело? У вас тут милиция или клуб отчаянных домохозяек? Ну, с Жихарем у меня будет отдельный разговор…

– Ну чего сразу Жихарь? – миролюбиво пробасил Стас. – Ведь клиента мы загребли? Загребли. Стрелял он в сотрудников милиции? Стрелял. А раз стрелял, значит боится и рыло в пушку. Наш клиент.