Единственным недостатком студента Пузикова была не очень хорошая успеваемость, иностранные языки давались Фиме с трудом. На занятиях он обычно подсаживался ко мне и шептал:

– Дашута! Погибаю, как швед под Полтавой! Помоги!

Я молча выполняла его задание, и Пузиков пел спасительнице хвалебную оду. На мой взгляд, Фиме следовало поступить в какой‑нибудь технический вуз, он легко чинил неисправные электроприборы и ловко вбивал в стены гвозди. Как‑то раз Фима за пять минут реанимировал у нас дома утюг. Уверенно разобрал агрегат, вытащил из него какую‑то штуку, похожую на кустарные белые бусы, поковырял их, и бабушка вновь смогла беспрепятственно гладить.

Одно время Ефим пытался за мной ухаживать, провожал домой, пару раз звал в кино и даже дарил неизвестно где добытые коробки шоколадных конфет, настоящий раритет в те годы. Но мое сердце тогда было отдано другому парню, совсем не такому красивому и веселому, как Пузиков. Мой избранник принадлежал к породе маменькиных сынков, он искренне считал, что девушек господь создал для ублажения мужчин, и особо не заморачивался демонстрацией пылких чувств. Инициативу проявляла я, звонила ему сама и на вопрос: «Может, сходим в кино?» слышала в ответ:

– Ну ладно, если тебе так хочется. Только купи билеты не ближе десятого ряда.

Очень хорошо помню, как на очередное Восьмое марта я сидела дома, ожидая поздравлений от возлюбленного, но до трех часов дня мой Ромео так и не прорезался. Я не выдержала и пошла рыдать в ванную, но не успели слезы хлынуть из глаз, как из прихожей донеслась веселая трель звонка. Мигом промокнув лицо полотенцем, я кинулась к входной двери. Ясное дело, на лестничной площадке сейчас стоит ОН. Бедняжка, ему пришлось с раннего утра носиться по Москве в поисках чахлых красных гвоздик, тюльпанов или мимозы. Вот почему милый до сих пор не поздравил меня с раннего утра, он готовил сюрприз!

Задыхаясь от счастья, я распахнула дверь и увидела… огромный букет бордовых роз, даже сейчас, когда флористы торгуют на каждом углу, он мог бы считаться роскошным, а уж в те далекие годы такие цветы казались нереально шикарными.

– Это мне? – прошептала я.

– С праздником, – весело произнес знакомый, но отнюдь не долгожданный голос, – а конфеты Афанасии Константиновне, хотя, конечно, и тебе не запрещено их есть. Чаем угостишь?

– Проходи, – с трудом скрыв разочарование, сказала я Фиме, – однако бабушка на работе.

– Я люблю твою бабулю, но не стану прикидываться огорченным из‑за ее отсутствия. – Пузиков потер руки. – Вечер наедине с тобой для меня лучший праздник.

Последняя фраза звучала как признание в любви. Ну согласитесь, любой девушке лестно иметь поклонника, который ради нее готов на подвиги, а во времена моей юности покупка двухэтажной коробки «Ассорти» и роз приравнивалась к победе на рыцарском турнире.

В тот день Фима был в ударе, он рассказывал анекдоты, изображал наших преподавателей и рассмешил даже вернувшуюся с работы Афанасию. В какой‑то момент я подумала, не изменить ли свое отношение к Ефиму, и после ухода ухажера сказала бабуле:

– А он милый! И очень внимательный! Смотри, какие цветы принес!

Афанасия неожиданно нахмурилась.

– Не люблю розы!

– Правда? – удивилась я. – Впервые слышу! Интересно, где Фима раздобыл такой букет Восьмого марта?

– Скользкий он какой‑то, – дернула плечом бабушка.

– Ты про подарок? – поразилась я.

– Я о Пузикове говорю, – пояснила Афанасия. – Ну откуда у простого студента деньги на подобные подношения? Что ты о нем знаешь?

Я растерялась.

– Он старше нас, уже отслужил в армии, живет в общежитии.