Должно быть, Обадия там такого насмотрелся, что потом страдал всю оставшуюся жизнь.
– Война всегда ужасна, но участь английской армии после ее ухода из форта была просто трагичной, – сказал Мэтью. – Солдаты и офицеры ничего не понимали. Отсюда множество недоразумений, подавленность и, как следствие, невыразимая жестокость.
Из описания тех событий я узнала, что американские индейцы, атаковавшие англичан вместе со своими сторонниками, рассчитывали вернуться домой с трофеями – холодным и огнестрельным оружием. Еще бы: это были символы их доблести. Однако французские союзники индейцев играли по другим правилам и позволили англичанам оставить мушкеты, если те сдадут боеприпасы. Не получив оружия, индейцы забрали себе другие трофеи: пленных. Сопротивлявшихся убивали на месте.
– И Обадия все это видел. Неудивительно, что он пристрастился к выпивке, – сказала я.
– Сражения не всегда заканчиваются лишь потому, что кто-то заключил мир. Для некоторых солдат война продолжается до конца жизни, влияя на все последующие события.
Мне вспомнился рассказ Маркуса о приспособлении для снятия сапог и испуганное выражение глаз, когда он говорил об отце. А ведь сейчас он был не тем пятилетним мальчишкой, боявшимся отцовского гнева. Да и речь шла о событиях более чем двухсотлетней давности.
– Обадия был одним из тех солдат?
– Думаю, да, – ответил Мэтью.
Тогда понятно, почему воспоминания Маркуса были такими перепутанными и злыми. Не красная дверь и не куст сирени вызывали у него душевную боль, а память об отцовской жестокости.
– Что касается целостной исторической картины, – продолжил Мэтью, беря меня за руку, – думаю, тебе придется провести еще немало раскопок, прежде чем ты поймешь, чем это было на самом деле, не говоря уже о значимости того или иного события.
– Когда мы путешествовали во времени, я поражалась, насколько реальная жизнь шестнадцатого века отличалась от исторических документов, – сказала я, вспомнив наши прошлогодние странствия. – Тем не менее я вполне могу соотнести увиденное собственными глазами с тем, что уже знала. Наверное, то же самое я могла бы сделать и с историей Маркуса.
– Вспоминать прошлое – совсем не то же самое, что переместиться туда во времени, – заметил Мэтью.
– Конечно нет. Это совсем иной вид магии, – согласилась я.
Нужно будет проявлять предельную осторожность, прося Маркуса погружаться в его прежнюю жизнь.
Около полудня появились Сара с Агатой.
– Мы ждали вас ближе к вечеру. – Мэтью поцеловал сначала Сару, затем Агату.
– Диана сказала, что ситуация чрезвычайная, и потому Агата позвонила Болдуину, – пояснила Сара. – У него в Монако дежурит вертолет, который он и послал за нами.
– Сара, я не говорила, что ситуация чрезвычайная, – поправила я тетку.
– Но говорила, что дело очень серьезное. Главное, мы здесь… – Сара забрала от Мэтью Филиппа. – И что за переполох ты устроил, молодой человек? Что еще ты натворил?
Филипп протянул ей морковку, весело пролепетав:
– Лошадка.
– Не лошадка, а морковка, – поправила я.
Порой близнецы путали еду животных с названиями самих животных.
Бекка начисто забыла о лошадях. Она приветствовала Агату, запустив ручонки в ее волосы и восхищенно разглядывая вьющиеся локоны.
– Не теряй бдительности, – предупредила я Агату. |