«Это ловушка! Вопросы здесь запрещены. Я не должен ей отвечать», — подумал Сорен и заявил:

— Мне не положено спрашивать!

Желтые глаза Финни просияли, а Сорен слегка смутился. Потом надзирательница наклонилась к нему и прошептала:

— Знаешь, миленький, я ведь не такая строгая, как другие надзирательницы. Так что, если тебе когда-нибудь очень-очень захочется меня о чем-нибудь спросить, я буду только рада. Но только очень тихо, мой хороший. А теперь, крошка, вот тебе сочный кусочек мышки. А номер у тебя будет… — она вздохнула, и Сорену показалось, будто ее белый лицевой диск озарился желтым светом. — Мой любимый номерок 12-1. Прелестный, правда? Это номер особенный, и я уверена, что очень скоро ты тоже проявишь особенный талант.

— Спасибо, — поблагодарил Сорен. Он все еще был слегка сбит с толку, но чувствовал огромное облегчение от того, что жуткая птица не сообщила Финни о нем ничего плохого.

— Кому спасибо? — захихикала Финни. — Видишь, милый, я тоже иногда задаю вопросы!

— Спасибо, Финни.

Полярная сова снова наклонилась к нему. Взгляд ее был холоден.

— Еще разок, — тихим шепотом приказала она. — Еще раз, и смотри мне прямо в глаза!

Сорен поднял голову и заглянул прямо в ее блестящие желтые глаза.

— Спасибо, Тетушка.

— Ну вот, сладенький. Уж такая я старая наседка! Люблю, когда меня называют Тетушкой.

Сорен не знал, кто такая наседка, но молча взял кусок мыши и зашагал следом за предыдущим совенком в Глауцидиум. Группу сопровождали две огромные косматые совы.

Глауцидиум оказался глубоким каньоном с отвесными стенами, пол которого был сплошь покрыт спящими совятами. Лунный свет струился на них сверху, серебря пух.

— Вы, двое! А ну, упали! — рявкнул голос откуда-то с высоты.

— Ты! — какая-то толстая сова подскочила к Сорену.

Сердце его радостно вздрогнуло — это была сипуха, такая же амбарная сова, как он и его семья! И лицевой диск сердечком, и такие же глаза. Но хотя темный цвет глаз незнакомой совы напоминал его собственный, было в нем что-то пугающее.

— Марш в задний ряд, и приготовься занять позицию для сна! — приказала сипуха хриплым горловым голосом, свойственным всем амбарным совам. Сорен не ощутил в соплеменнице никакой радости от их встречи.

Затем заговорили двое косматых сопровождающих. Оба они были ушастыми совами, с огромными пучками перьев, торчавшими прямо над глазами. Перья эти все время шевелились, что было довольно неприятно. Речь охранников напоминала короткое гулкое гуканье.

Эти гу-гу понравились Сорену еще меньше хриплого голоса сипухи, потому что каждое слово косматых сов каким-то образом проникало в грудь и там препротивно дребезжало.

— Я — Джатт! — гаркнул первый. — Раньше я был обыкновенным номером! Но заслужил себе новое имя!

— Ач-ч… — невольно начал Сорен.

— Номер 12-1! Я заметил, что с твоего мерзкого клюва готов слететь вопрос!

На этот раз гу-гу так глубоко вонзилось Сорену в грудь, что он испугался, как бы не лопнуло сердце.

— Сейчас я вам все чет-ко разъ-яс-ню. (Нет, этот дребезжащий звук был просто невыносим!) В Сант-Эголиусе запрещены слова, с которых начинаются вопросы. Такие слова мы считаем умственной роскошью и недопустимым попустительством. Вопросы раскармливают воображение, но истощают позывы к терпению, смирению и самоограничению. Мы не позволим портить других воспитанников запрещенными вопросительными словами! Это грязные, неприличные слова наказываются самым суровым образом, — моргнув, Джатт уставился на голые крылышки Сорена.