Вот такая она была, миссис Плитивер.

После разговора с ней Сорену стало легче. Словно теплый дождь смыл его грусть и тоску. Это не означало, что он перестал скучать по родителям. Он всегда будет тосковать по ним, и никогда не привыкнет к сиротству, но миссис Плитивер дала ему надежду на спасение Эглантины, и этого было достаточно, чтобы поднять клюв.

Сорен решил вернуться в дупло по воздуху. Дневная стража с этой стороны дерева была совсем не строгой и нисколько не удивилась тому, что совенок в разгар дня навещал слепую змею. Строго говоря, в Великом Древе никого не заставляли спать целый день до ночной побудки. Поэтому Сорен с чистой совестью выбрался наружу и полетел, кружась среди раскинутых ветвей старого дерева. Да, миссис Плитивер была права. На длинных блестящих нитях, которые в это время года носили название серебряного дождя, уже показались завязи ягод молочника.

Тонкие плети ягод каскадом свисали с веток Великого Древа Га'Хуула и покачивались, словно полог, в лучах вечернего солнца. Зимой они были белыми, весной становились серебристыми, летом наливались янтарем, а осенью окрашивались в медь. Поэтому и времена года на острове Хуул назывались, соответственно, временем белого, серебряного, янтарного и медного дождя. А для молодых совят не было веселее забавы, чем летать сквозь этот блестящий, трепещущий занавес. Но в этот предвечерний час Сорен был совсем один. Видимо, недавно прошел дождь, потому что нити сверкали капельками воды, а за пологом переливалась всеми цветами маленькая радуга.

— Прелестно, не правда ли? — чей-то нежный голос колокольчиком вплелся в серебряные струи дождя. Это была мадам Плонк, певица, которая каждое утро пела им колыбельную песню.

Мадам Плонк была белой совой, и Сорен даже зажмурился от восторга, когда она вплыла в серебряный дождь. Из снежно-белой певица вдруг стала разноцветной, окрасившись во все цвета радуги. Все краски небесного моста горели на белоснежной бахромке ее крыльев.

В эту минуту Сорену было ужасно жаль, что в Великом Древе нет отдельного клюва, где совята учились бы пению и игре на арфе. К сожалению, арфистками могли быть только змеи. А пению мадам Плонк обучала лишь своих прямых родственников из рода белых сов.

Несколько минут они летали, вплетаясь в струи дождя и оттенки радуги. А потом мадам Плонк сказала:

— Мне пора лететь, милый. Время подъема. Пора петь вечернюю песню. Вот уже и змеи поползли к арфе. Я не могу опаздывать. Но мне очень понравилось летать вместе с тобой. Мы непременно полетаем еще. Или просто как-нибудь заходи ко мне на чашечку чая из ягод молочника.

Сорен сильно сомневался в том, что когда-нибудь осмелится заглянуть к мадам Плонк на «чашечку чая». Да у него не хватит смелости заговорить с этой красивой и утонченной совой! Летать — это одно дело, а сидеть и беседовать — совсем другое.

Сорен увидел, как множество слепых розовых змей выползают из своих щелей и спешат в дупло, где стояла арфа. Вскоре Великое Древо Га'Хуула проснется под неземные звуки вечерней песни. А потом наступят сумерки.

ГЛАВА XIII

Книги

— А теперь, птенцы, мы с вами будем исследовать чудесную корневую систему нашего обожаемого Древа. Покажите мне корни, которые вырываются из земли, — говорила преподавательница гахуулогии, скучная старая пещерная сова.

— Вот здесь!

— Прекрасно, прекрасно, Отулисса. Великолепный пример.

— Вот здесь! — передразнила Отулиссу Гильфи. — Фу, какой противный голос!

— Продолжаем.