«Он сейчас упадет!» — в ужасе подумал Сорен. Но в следующий миг произошло невероятное. Клудд словно припал к какому-то невидимому источнику силы, потому что вдруг невероятным усилием поднял крылья, повернул голову и открыл свой металлический клюв.

— Смерть Нечистым! Да здравствует великий род Тито! Смерть Сорену! Истинные совы да сплотятся вокруг Чистых! Смерть Сорену! Смерть Сорену!

Казалось, сама ночь вторила этим словам, когда огромная амбарная сова взмыла в воздух и полетела прочь. Его оставшиеся в живых приспешники, оставив на земле четверых мертвых товарищей, последовали за вожаком, чей клюв продолжал зловеще светиться в темноте.

Наступила тишина. Обгоревшее перо медленно кружилось в воздухе, подхваченное легким ветерком. Сорен опустился на ветку.

«Мой брат. Мой родной брат стал Металлическим Клювом и хочет убить меня. Убить меня».

Окружавший его лес вдруг исчез, и весь мир тоже куда-то подевался. Сорен был совсем один в странном месте, где не существовало ни земли, ни неба.

— Сорен, — подлетевшая Гильфи опустилась на ветку рядом с другом. — Сорен, все будет хорошо. Он просто сумасшедший. Теперь понятно, о чем предупреждали тебя скрумы!

Сорен повернулся к подруге, и глаза его наполнились слезами.

— Как ты не понимаешь, Гильфи! У моих родителей все еще остается незавершенное дело на земле! Пока жив Клудд, мама с папой не смогут обрести покой в глауморе!

— Но сейчас они уже ближе к ней, Сорен. Они обязательно туда попадут. Сейчас они гордятся тобой. Они видят, что ты сделал, и радуются за тебя.

Сорен посмотрел на соседнюю ветку. Вся его стая была цела и невредима, а сидевший внизу Эзилриб со слезами на глазах смотрел на своих спасителей. Но Сорен не мог радоваться. Мысли о Клудде не давали ему покоя. Он думал о том зле, которое Клудд причинил им с Эглантиной, и о том, что он только что сам сделал с Клуддом. Нет, это было слишком страшно!

Сорен попытался подумать о чем-нибудь другом, например, о своей лучшей подруге Гильфи. Только что она сказала, что теперь скрумы его родителей стали на шаг ближе к глауморе. Возможно, она права.

Сорен опустил глаза на Гильфи. Она такая умная, она всегда умеет найти правильные слова в нужное время. Но как же ее собственные родители? Наверное, Гильфи тоже думает о них. Живы они или умерли? Может быть, они тоже стали скрумами, застрявшими между землей и глауморой?

— Послушай, Гильфи, — неуверенно произнес он. — Ты когда-нибудь думала о том, что случилось с твоими родителями?

— Конечно. Я думаю, они умерли.

— А если нет?

— Что ты хочешь этим сказать?

Сорен задумался. Он не мог прямо сказать, что у него на уме, это было бы слишком эгоистично. Если родители Гильфи живы, его лучшая подруга наверняка захочет вернуться домой, в пустыню Кунир, а он просто не мог представить, как будет жить без нее.

— Да так, ничего, — с напускной беззаботностью пробормотал он.

— Может быть, когда-нибудь мы слетаем в Кунир и поищем их. Знаешь, у нас в Кунире тоже есть пустыня призраков. Если мои родители стали скрумами, они могут быть только там!

— Да, наверное, — тихо ответил Сорен.

ГЛАВА XXI

Доброго света!

Октавия выползла на ветку Великого Древа и повертела головой, проверяя небо. Ночь бледнела, ее черное покрывало износилось, и сквозь прорехи начали проглядывать первые тусклые лучи занимающегося утра. Старая змея думала о том, что не зря разоткровенничалась с Сореном и его друзьями. Что-то подсказывало ей, что эта стая сумеет сделать правильные выводы из ее рассказа.

Октавия родилась зрячей, но долгие годы слепоты не прошли для нее даром, так что теперь она в полной мере обладала той же повышенной чувствительностью, которой славились обычные слепые змеи.