«В расчеты князя Трубецкого, — сказал доктор, — входило произвести то же самое, что случилось во Французскую революцию». Граф Федор Васильевич, услышав эти слова, открыл глаза и проговорил: «Как раз наоборот: во Франции повара хотели попасть в князья, а здесь — князья попасть в повара».
— Даже на смертном одре граф, как всегда, остроумен, — подобострастно сказал один из мужчин.
— Дурная привычка, — отозвался Вяземский.
Наталья Дмитриевна, поняв, что ничего интересного для нее она не узнает, перестала слушать рассказ Булгакова.
Оставив двухлетнего сына Дмитрия и двухмесячного Михаила на попечение родителей, по тяжелой, уже начавшей рушиться весенней дороге она выехала в Петербург.
* * *
Фонвизина, как обычно, вывели на прогулку на вал.
Два молчаливых солдата с примкнутыми штыками шли за ним в некотором отдалении.
С одной стороны была стена крепости, с другой — Нева, серая и широкая, как море. Вдалеке, за рекой, как игрушечные, виднелись дома. Одинокая лодка — жалкая скорлупка среди этой могучей водной стихии — качалась на волнах. В лодке кроме гребца находились две дамы.
«Кому и зачем понадобилось так рисковать, ведь тут ничего не стоит перевернуться?» — подумал Фонвизин и стал следить за лодкой.
Между тем лодка, то совсем пропадая в брызгах воды, то поднимаясь на гребне волны, приближалась к крепости.
Одна из дам сняла шляпу и помахала ею.
«Наташа! — узнал Фонвизин. — Наташа!».
Он вглядывался в ее лицо, она была бледна, худа — милая, бедная, любимая Наташа… Он остановился, и солдаты, не допускавшие остановок во время прогулки, ничего не сказали.
Неизвестный художник. Петропавловская крепость. 1845 год
Наташа махала шляпой. Она улыбалась, и из глаз ее (он видел это отсюда, с вала, каким-то сверхъестественно обострившимся зрением) текли слезы… Фонвизин услыхал за спиной тихий голос:
— Михаил Александрович, ваше превосходительство, не стойте на месте, идите… Комендант заметит, запретит прогулки.
Приблизившийся солдат слегка подтолкнул его. Фонвизин пошел далее, оглядываясь на лодку.
— Они уж третий день в этот час сюда приплывают, — сказал солдат, помолчал и, немного погодя, заговорил снова:
— Вы-то нас не помните, а мы очень помним: во Франции в плену вместе были.
— Постой-ка, не ты ли первым вызвался посты у арсенала снять?
— Я.
— А вот имени твоего не помню, прости.
— Михаил Александрович, нынче ночью на карауле в крепости егеря. Мы между собой поговорили и порешили, что тебе бежать надо, мы пособим.
Фонвизин встрепенулся.
— Ялик будет, — продолжал солдат. — Выведем, как стемнеет. Хватятся утром, а вы уже далеко будете.
Помолчав, Фонвизин сказал:
— Спасибо, братцы, но не могу бежать. Вас за меня не помилуют, не хочу свободу вашими муками покупать. Да и товарищей бросить совесть не позволяет.
* * *
Роспись государственным преступникам,
приговором Верховного Уголовного Суда
осуждаемым к разным казням и наказаниям
…V. Государственные преступники третьего разряда, осуждаемые к временной ссылке в каторжную работу на 15 лет, а потом на поселение:
…2. Генерал-майор Фонвизин. — Умышлял на цареубийство согласием, в 1817 году изъявленным, хотя впоследствии времени изменившимся с отступлением от оного; участвовал в умысле бунта принятием в Тайное общество членов…
* * *
— Господи, пятнадцать лет! Да в сибирской каторге и пяти лет не выдерживают, умирают… — Из-за слез Наталья Дмитриевна не могла читать дальше. |