Возвращавшийся в свою столицу хан Сарымбэть был встречен, как молодой месяц. Многотысячная толпа ликовала, везде горели веселые огни, слышались веселые песни и клики радости.

– Да живет хан и да радуется ханское сердце!..

Грустен возвращался один старик Кугэй. Воля аллаха не была исполнена, и ханское слово изменило самому себе. Много добычи взяли с собою войска, и великая радость ожидала их у себя дома. Но старого Кугэя беспокоила пленница, которую везли вместе с добычей в Шибэ. И для чего она понадобилась хану Сарымбэть? Разве не стало у него своих женщин: тридцать жен, тридцать прислужниц – можно еще столько же добыть. Так нет, увидел Майю и везет ее к себе, точно сокровище.

– Майя была наложницей Олой-хана, – шептал Кугэй хану Сарымбэть, чтобы возбудить в последнем чувство ревности.

– Знаю… – коротко отвечал молодой хан. – Ты можешь прибавить, Кугэй, что Майя во дворец попала уже не девушкой. Она попала пленницей… Ее муж – степной батырь.

– Ее муж, хан?.. Вот цветок расцветает в поле и дает плод, – разве у него есть муж?.. Не один батырь был у Майи… Она переходила из рук в руки, как старая монета.

– Старые золотые монеты ты сам любишь, Кугэй… – смеялся хан. – Они имеют только один недостаток, именно, принадлежат только тому, кто их держит в руках.

Шибэ веселился, а Майя сидела в ханском дворце и горько плакала. Да, у нее теперь явились и слезы… Зачем она не умерла вместе с другими?.. Страшно жить… Она часто просыпалась ночью и вздрагивала: перед ее глазами проносилась ужасная картина. Отчаянный крик матерей, защищавших своих детей, стоны раненых, мольбы о пощаде и смерть, смерть, смерть…

У Майи было свое отдельное помещение во дворце, куда никто не смел входить, кроме хана Сарымбэть. Да, он пришел к ней, но не как к пленнице, а как слуга.

– Не нужно ли тебе чего-нибудь, Майя? У тебя заплаканные глаза… Может быть, с тобою дурно обращаются?..

Майя сделала отрицательное движение головой.

– Может быть, ты оплакиваешь хана Олоя? – тише спросил Сарымбэть.

– Нет…

– Что же тебе нужно?..

– О, если бы у меня было столько глаз, сколько у ночи звезд, то и тогда я не выплакала бы всего своего горя… Вот ты радуешься, ты счастлив, а мне тебя жаль. Оставь меня с моим горем… Тебе – радость, мне – горе.

– Знаю, ты оплакиваешь своего батыря! – гневно сказал Сарымбэть. – Женщина принадлежит только тому, кто первый ее взял… И всей крови, пролитой в Гунхое, не хватит на то, чтобы смыть с тебя одно имя твоего батыря. Я все знаю, Майя…

– Убей меня, хан! Я желаю умереть…

Заскучал молодой хан Сарымбэть, и ничто ему не мило. Так и тянет его к Майе, а пришел туда и – слов нет. Чужими глазами она смотрела на него… Не то ему было нужно. Самому себе удивляется хан Сарымбэть, – так приворожила его полонянка Майя. Да, и ночью он ее видит, и протягивает руки, и говорит ласковые слова, а днем смелость оставляет его, и хан бродит по своим садам, как потерянный.