Водителю автобуса, у которого не выдержали нервы, надеявшемуся переждать беспокойное время в более безопасном месте, так и не удалось реализовать свою идею. Он лежал за автобусом навзничь. На лице застыл ужас, а спину его пересекала автоматная очередь. Жертве достались три пули, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы прервать жизненный путь беглеца.

— Ну, что там? — крикнул сержант.

— А что ты хотел в такой ситуации?! — слышались голоса. — Есть жертвы.

Солдаты вытаскивали детей через разбитые стекла. Многие пострадали. Большинство плакали, кто-то стонал, кто-то лежал на руках без сознания. Окровавленные лица рассказали бы больше, чем любые цифры и теоретические раскладки в отчетах по конфликту в Косово.

Миротворцы пострадали не меньше. Среди солдат четверо были ранены и трое убиты. Особенно не повезло солдату, погибшему последним: взрывом миномета ему оторвало ноги. Когда его принесли на перевязку, он еще дышал. Однако потеря крови была слишком большой — солдат умер на руках у товарищей.

Горы вновь дышали тишиной и прохладой. И если бы не подбитые машины, трудно было поверить в то, что еще несколько минут назад здесь все сотрясалось в грохоте взрывов. Неизвестный противник исчез бесследно. Бандитам ночные горы были, похоже, прекрасно известны. Здесь нечему было удивляться — скорее всего, большинство из них был местными и знали эти места как свои пять пальцев.

— Что на связи? — обратился сержант к связисту.

— Помощь будет через полчаса, сэр! — ответил связист. Его тоже зацепило: левая рука белела свежей повязкой.

Глава 2

Спустя несколько часов место трагедии переменилось кардинально — сигналы о бедствии достигли своих адресов. Вой карет «Скорой помощи», подъезжавших одна за другой, противно звенел в ушах. Из машин с красными крестами выпрыгивали врачи, санитары и отправлялись к детям. Работы здесь хватало. Хотя все обошлось не так плохо, если, конечно, можно было так сказать.

«Скорые» принимали в свои салоны пострадавших ребятишек. Все получили свое. Кто-то отделался царапинами и ушибами, а примерно треть детей пострадала от пуль. Были убитые и раненые. Детские тела, накрытые простынями, поспешно увозили по горной дороге. Живых и легко пострадавших усаживали в автобусы и также отправляли побыстрей отсюда. Ошеломленные дети, окровавленные, в изорванных одеждах, садились в автобусы, стараясь быстрее покинуть это страшное место. На их перепачканных лицах были самые разные выражения: от дикого ужаса до тупой безразличности, вызванной глубоким шоком.

— Да, — комментировал пожилой врач, наблюдая невеселую картину, — сколько работаю, насмотрелся всякого. И из-под горящих обломков людей принимал, и разорванных на части сшивать приходилось, но вот к детским трагедиям привыкнуть никак не могу.

Его коллега вздохнул.

— Я тоже все понимаю: война там, выяснение отношений взрослых людей, но при чем здесь дети? — Он со злостью плюнул и замахал руками.

— Эй, куда же вы носилки-то заносите! — возмутился он. — В следующую машину, в следующую!

— Мама! — зарыдала девочка на носилках.

Ей уже успели кое-как вытереть лицо, залитое кровью, но еще недавно белоснежное платье было покрыто багровыми пятнами. Причем кровь была не своя, а соседа справа. Мальчик, сидящий рядом в момент обстрела, вдруг уткнулся ей в плечо, заливая ее кровью. Выйдя из первого шока, она с ужасом увидела перед собой открытое чрево машины.

— Нет, я не хочу больше в автобус, мне страшно!

Несчастного ребенка занесли в машину, стараясь как-то успокоить, но сделать это без укола оказалось невозможно.