Самая длинная на свете песня в стиле кантри наконец завершилась, и Элис с Сереной слезли со стойки, как делают в подобных случаях пьяные, но не окончательно потерявшие берега женщины. Джорджия тем не менее осталась на прежнем месте, не готовая пока покинуть центр всеобщего внимания. Серене спуститься с бара помог здоровенный байкер лет под пятьдесят с густой седой бородой и длинными седыми же волосами. Я услышала, как он спросил у нее, может ли он взять ей что-нибудь выпить.

Она ответила:

– Да, и еще неплохо бы было немного ребрышек.

Я не вполне понимаю, что с ней произошло, но первая водка с тоником каким-то образом разбудила нечто, доселе дремавшее в Серене, и она внезапно превратилась в маленького славного вервольфа. Байкер сообщил Серене, что зовут его Фрэнки, что он торгует произведениями искусства и что сюда он заглянул, чтобы передохнуть после затяжного круиза по галереям живописи в Челси.

– Вау, вот уж не сказала бы! Я бы сроду не догадалась, что вы торгуете предметами искусства. Я совсем не знаю людей, Фрэнк. – С этими словами Серена пьяным жестом положила руку ему на плечо. – До сих пор я пряталась от жизни. И я ничего не знаю. Вообще ничего.

Элис также привлекла внимание нескольких мужчин. Думаю, пляски на стойке сработали как тридцатисекундный рекламный ролик, приглашающий на свидание. А со мной история повторялась: я переживала за своих подруг и при этом совершенно не веселилась сама. Я уже стала подумывать о том, чтобы вообще уйти. Я устала быть всеобщим судьей и, честно говоря, начала двигаться вниз по спирали страхов и беспокойства. Что будет со всеми нами? Появятся ли у нас в итоге мужья и дети? Останемся ли мы в Нью-Йорке? Что будет со мной? Буду ли я по-прежнему заниматься своей ненавистной работой, делая то, что не приносит мне удовлетворения, оставаясь одной и стараясь лезть из кожи вон до конца своей жизни? И подходящее ли это место, чтобы здесь находиться, – бар для байкеров и яппи в два часа ночи в субботу?

Но потом ко мне подошел парень и заговорил со мной. И этого оказалось достаточно, чтобы меня взбодрить. Потому что, как вы помните, мы – создания чувствительные. Он был симпатичным и увлек меня беседой, а я была польщена, как когда-то в школе, когда меня в первый раз пригласили потанцевать. Я позабыла о своем угрюмом настроении и глубокомыслии и начала флиртовать напропалую.

– Так что вас все-таки привело сюда? – спросил он.

Его звали Дэвид, он приехал из Хьюстона вместе со своим приятелем Томом. Я показала на Джорджию, по-прежнему кружившуюся в вихре танца.

– Моя подруга недавно рассталась с мужем, и мы пытаемся как-то расшевелить ее, чтобы она хорошо провела время.

Дэвид посмотрел на Джорджию и сказал:

– По-моему, вы отлично справились.

Как будто пляски на стойке бара и размахивание лифчиком были универсальным и общепринятым признаком хорошего времяпровождения.

Потом он добавил:

– Я расстался со своей девушкой два месяца назад. Это было реально тяжело, так что я понимаю, что она сейчас чувствует.

Он что, действительно пытался серьезно разговаривать со мной, когда в баре звучала мелодия в стиле кантри «Мое больное разбитое сердце», а на баре женщины размахивали бюстгальтерами? Это было довольно мило.