Мартти Хёвинен был раздет, и труп его был брошен на дно его же брички. Сверху тело прикрыли обрывком одеяла, тем самым, на который колдун стряхивал мокриц. Шумилов облачился в длинную, навыпуск, страшно вонючую от пота рубаху покойного, всунул ноги в его огромные безразмерные сапоги, надел на голову картуз. Для придания полного сходства с покойным накинул на плечи его чёрную шинель с обрезанными полами. Впрочем, полного сходства всё равно не получилось: Шумилов был гораздо ниже ростом, не имел торчащих в разные стороны седых косм и, самое главное, — был без бороды. Чтобы как-то скрыть данное обстоятельство, Шумилов своим носовым платком обвязал нижнюю челюсть, как если бы мучился от зубной боли. В любом случае, вся эта маскировка получалась не очень убедительной, а это могло броситься в глаза невольным свидетелям его возвращения в Ручейники. Поэтому исход задуманного во многом зависел от брутальной удачи. Почти как в картах…

Лошадь, почувствовав чужака, всю дорогу косила глазом и, прислушиваясь к незнакомому голосу, прядала ушами. Антонин ехал в возке Шумилова с некоторым отставанием, ему пришлось задержаться на несколько минут, чтобы засыпать яму и уничтожить следы всего случившегося на холме. Было решено, что их маршруты в Замостье разойдутся, и Антонин будет дожидаться возвращения Шумилова в соседнем с домом колдуна переулке.

Алексей Иванович ехал и беспрерывно молился, чтобы не встретить никого из знакомых Блокулы. Он ссутулился, дабы издалека его можно было бы принять за старика. Вероятно, вся эта маскировка неплохо удалась, потому что в одном месте, подъезжая к развилке дорог, Алексей заметил повозку, свернувшую с тракта на просёлок; возница, завидя телегу Алексея, поднял руку в знак приветствия, вероятно, приняв его за старика Мартти-Макария. Алексей Иванович ответил таким же приветственным жестом и попридержал свою лошадь, чтобы ненароком не сблизиться с телегой «знакомца». Хорошо хоть кричать не пришлось, поскольку расстояние между обоими осталось довольно большим. Да и жаркое полуденное солнце, обычно утомляющее, назойливо слепящее глаза и вызывающее шум в ушах, теперь оказалось союзником.

Шумилов правил в сторону Ростова, с опаской поглядывая по сторонам. Но поскольку время шло к полудню, и подступал самый пик нестерпимой донской жары, тракт был безлюден; только Антонин пылил вдали. Ветер игриво трепал сухую траву, да иногда на обочине дороги среди горячих камней можно было видеть юрких зеленовато-черных ящериц. Где-то в неимоверной выси прозрачного, ярко-голубого неба парил, лениво распластав свои крылья, всё тот же арнаут, да над кромкой горизонта трепетал горячий воздух, словно дыхание обожжённой земли.

С замиранием сердца въехал Шумилов в знакомую Аксайскую улицу. Сейчас она была пустынна. Никто не сидел на лавочках, не таращился в окна, не выходил из ворот. Только в дальнем её конце стая босоногих ребятишек возилась в тени шелковиц. Алексею предстояло проехать всего-то семь домов, гораздо меньше половины длины всей улицы. Шумилов, тщательно контролируя каждое своё движение в стремлении точно повторить повадку мёртвого колдуна, не спеша подъехал к чёрным перекошенным воротам, слез с возка и, нарочито сутулясь, пошёл их отворять. Запирались они, как и множество других крестьянских подворий, чрезвычайно просто, как в сказке про Красную Шапочку: дёрнешь за веревочку — дверь и откроется. Через маленькую дырку в одной из створок была пропущена верёвка, крепившаяся к накидному крюку, запиравшему ворота изнутри.

Так всё и вышло — ворота Шумилов отворил без малейших затруднений, взял под уздцы лошадь и завёл её вместе с повозкой во двор.