Томас сидел, пытаясь осмыслить услышанное. Опять-таки, всё это очень походило на правду, хорошо согласовывалось с теми крохами воспоминаний, что вернулись к нему в последние недели. Но всё равно — он не доверял ни Крысюку, ни ПОРОКу, и поэтому его не оставляли подозрения.

Наконец, он встал, оставив размышления на потом — глядишь, новые открытия как-нибудь сами разложатся по полочкам и тогда их можно будет проанализировать. Не произнеся больше ни слова, Томас покинул свою белую камеру и последовал за Крысюком.

В здании, по которому они сейчас шли, не было ничего особо примечательного. Гулкие коридоры, залитые светом зудящих люминесцентных ламп; полы, выложенные плиткой; на бежевых стенах красовались картины, изображающие то волны, бьющие о берег, то колибри над красным цветком, то лес за завесой дождя и тумана...

Крысюк провёл Томаса через несколько поворотов и наконец остановился перед дверью. Открыв её, он жестом пригласил юношу внутрь. Это оказалась большая ванная комната с рядами шкафчиков и душевых кабин. Один из шкафчиков был открыт — в нём находилась свежая одежда и пара ботинок. Вся эта роскошь увенчивалась электронными часами.

— У тебя тридцать минут, — сказал Крысюк. — Как закончишь, просто сиди и жди — я приду и отведу тебя к твоим друзьям.

Почему-то при слове «друзья» в голове у Томаса всплыл образ Терезы. Он снова попытался мысленно дотянуться до неё; в том месте его сознания, где когда-то присутствовала девушка, до сих пор ощущалась пустота. Тереза была звеном, связывающим Томаса с его прошлым, и он точно знал одно: когда-то он считал её своим лучшим другом, и это была единственная в мире вещь, которую он знал доподлинно. Отречься от былой дружбы не так-то просто. Вот и у Томаса не получалось.

Крысюк кивнул:

— Ну что, увидимся через полчаса?

С этими словами он вышел за дверь и плотно прикрыл её за собой. Томас вновь остался один.

Первым пунктом Томасова плана значилось воссоединение с друзьями, и, похоже, он был на пути к его осуществлению. Что будет дальше — он не имел понятия, но хорошо уже то, что его вытащили из белой тюрьмы. Наконец-то. Так, теперь — горячий душ, отскрести себя начисто. Ох, как здорово! Томас на время отбросил все свои заботы, стащил вонючую одежду и принялся возвращать себе человеческий облик.

Глава 4

Майка и джинсы. Кроссовки — в точности как те, что он носил в Лабиринте. Чистые мягкие носки.

Вымывшись с ног до головы по крайней мере раз пять, Томас почувствовал, будто вновь на свет народился. У него возникло чувство, что теперь всё пойдёт как надо, что он сможет распоряжаться своей жизнью по собственному усмотрению. Вот только зеркало напомнило — на шее у него по-прежнему чернела татуировка, которую он неведомым образом заполучил перед испытаниями в Топке. Символ пережитого ужаса. Как бы Томасу хотелось забыть о нём!

Он стоял снаружи, у двери в ванную, прислонившись к стене и сложив руки на груди. Интересно, вернётся ли Крысюк, как обещал, или этот гад бросил его на произвол судьбы, инициировав тем самым очередное дурацкое испытание? Но не успел Томас додумать эту мысль до конца, как раздались шаги — крысовидный тип в белом вывернул из-за угла коридора.

— Томас, да ты просто загляденье! — Углы Крысючьего рта поползли к ушам в деланно-радушной улыбке.