Он не мог объяснить себе это желание. Но привык доверять интуиции, и в последнее время она все настойчивее требовала не откладывать мероприятие. Рефлексировать над предчувствием — занятие глупое и неблагодарное. Ты или сразу же принимаешь его, или раз и навсегда отказываешься. Сашка выбрал первое. К чему приведет поездка — не так уж принципиально. Важно, что в данную секунду, зарывшись в сугробе, изредка снимая перчатки и дуя на закоченевшие пальцы, он ощущал спокойствие, почти умиротворение. Так бывает, когда ты уверен в правильности совершаемого поступка. Как будто именно этот поступок должен был запустить необратимую цепочку событий, которые — Сашка чувствовал — приведут его к особенному, беспрецедентному итогу.

Взгляд в сотый раз скользнул по склону. Та же неизменная засвеченная пленка белого покрова. И как эскимосам удается различать сорок оттенков снега? Сашка прищурился. Направил объектив на черную точку, которую раньше не видел. Навел фокус, отрегулировав резкость. Мокрая бляшка медвежьего носа качнулась вправо, потом влево. А затем рванулась вперед.

Самка была молодая. Гладкий бледно‑цыплячий мех еще не успел приобрести грязно‑желтого оттенка. Красавица. За нею следом из берлоги высунулась крошечная ослепительно белая мордочка. И еще одна. Медвежата с любопытством втягивали воздух, принюхиваясь к новым запахам открытого пространства. И, учуяв что‑то необычное, испуганно прятались за мамины лапы. Через секунду осторожно выглядывали, словно трусоватые воришки. Самка разгребала наст, докапываясь до растительной ветоши и кустиков ив — первых весенних кормов, а детеныши увлеченно возились в снегу.

Кадры получились великолепные.

Работал до вечера, пока семейство не скрылось на ночевку. От усталости и ветра глаза слезились. Сашка собрал вещи и отправился к кунгу. Немного отдохнуть, выпить чаю — и на базу. Пока шел, размышлял, что есть повод для гордости. Сделанные фотографии не стыдно будет отправить в журналы или на специализированные сайты.

Вскипятил воду. Горячая жидкость обжигала небо, вливая в тело приятное тепло. Сашка нахмурился: что‑то было не так. Казалось бы, он выполнил все, что задумывал. Было бы уместно довольно улыбнуться и похлопать себя по плечу, но какая‑то неоформленная мысль назойливо крутилась в подкорке.

Он загасил печь, вскинул на спину рюкзак и вышел на улицу, заперев дверь на засов. Закрепил на ногах лыжи. До места сбора — час бега.

Солнце садилось. Тусклое миниатюрное пятнышко окрашивало однообразную пустыню снежных равнин и льдистого моря в нежно‑сиреневый. Небо стало влажным, фиолетовым, еще минута — и закапают на землю густые капли опрокинутой гуаши. Померещилось, будто окружающее пространство пытается донести до него какую‑то мысль. Бред. Эффект зрительной утомленности. Не хватало только галлюцинаций.

Сашка ускорил темп, начав дышать ртом. В затылке сверлило раздражающее ощущение чужого присутствия. Он обернулся назад и замер, едва справившись с волнением. Трясущимися пальцами расстегнул молнию на чехле, достал камеру. Опустился на одно колено. Нажал спусковую кнопку. Клац, клац, клац. Облизнул пересохшие губы.

Теперь он знал, для чего сюда рвался.

Ради одного этого снимка.

* * *

— Погодите, что значит «не хотите рисковать»? Мы же с вами отслушали материал, вам понравилось! Ведь понравилось? Ребята талантливые. Что же изменилось за сутки? Куда исчезла уверенность, что будет взрыв? — Марина едва сдерживалась, чтобы не ответить собеседнику грубостью.