Джеймс оглядывает меня еще раз, а потом приглаживает мои кудряшки, убирая их с лица. В этот момент спокойствия исчезновение Лейси просто убивает. Но я больше не чувствую панику, только потерю. Ужасную, чудовищную потерю, которая накрывает меня своей тенью. Но вместо того, чтобы плакать, я беру Джеймса за руку и возвращаюсь в машину, где нас ждут. На скорбь нет времени. Время есть только на то, чтобы бежать.
* * *
Раньше я никогда не была в Колорадо. Когда мы пересекаем границу штата, ярко светит солнце. Хотя это меня совсем не утешает, и я опускаю голову на плечо Джеймса. Мы сидим на заднем сиденье, а Даллас ведет машину. Я слежу за новостями по CNN по телефону Даллас — надеюсь что-нибудь узнать про Даллас, но в то же время боюсь того, что могу прочитать. Но никаких новостей нет, кроме старых новостей про то, что мы с Джеймсом сбежали.
Джеймс просит проверить «Нью-Йорк Таймс», и когда я это делаю, у меня внутри все обрывается.
— О, Боже, — бормочу я, проглядывая глазами интервью. Это не может быть правдой.
Что там? — спрашивает Джеймс. Даллас, на переднем сиденье, смотрит в зеркало заднего вида. Интервью было сделано несколько дней назад, и когда я встечаюсь взглядом с Даллас, я понимаю, что она уже знает.
— Что происходит? — спрашивает Джеймс. Я протягиваю ему телефон и смотрю, как мрачнеет его лицо. Это подробное интервью о нас. Интервью берут у отца Джеймса.
— Он говорит, что это ты виновата, — тихо говорит Даллас, глядя на меня в зеркало. Как будто ты — какая-то ведьма. Он должен был быть более озабочен тем, как вернуть единственного сына домой.
Джеймс все еще читает, и с каждой секундой он все больше напрягается, все сильнее сжимает кулаки. Я только пробежала глазами интервью, но поняла, что отец Джеймса заявляет, что именно я стою за нашим исчезновением. Они даже поместили фотографию отца, где он стоит и держит в руках фотографию Джеймса в рамке времен средней школы. Абсолютный абсурд.
— Пропаганда, — говорит Даллас, даже хотя мы с Джеймсом сидим молча. — Они уговорили его дать это интервью, чтобы заручиться поддержкой общественности. Я вам не говорила, чтобы вы не особо волновались.
Я усмехаюсь.
— Правильно, Даллас. Я просто выкину это из головы.
Я смоттрю на Джеймса, пытаюсь понять, как он отреагирует. Наконец он выключает телефон и передает его обратно Даллас. Я кусаю ноготь, жду. Но Джеймс просто скрещивает руки на груди, как будто больше никогда не заговорит.
— Джеймс? — спрашиваю я, когда его молчание начинает сводить меня с ума.
— Мой отец — козел, — тихо говорит он, — давай пока остановимся на этом.
Но я не могу оставить эту тему. Не знаю, что ко мне чувствует отец Джеймса — по крайней мере, не могу вспомнить. Может, у него есть причины ненавидеть меня, или же, как и сказал Джеймс, он просто козел. В любом случае, то, что об этом рассказали в новостях, показывает все возможности Программы. То, что они использовали его отца — еще один слой предательства. Они знали, что это расстроит Джеймса. Хотели, чтобы это так и было. Это доказывает, что они не остановятся. Они не дадут нам уйти.
— Что нам делать? — шепчу я.
Джеймс поворачивается ко мне.
— Будем держаться, — говорит он. Это не тот ответ в стиле «зададим-им-жару», который мне нужно услышать, но Джеймс всего лишь человек. Мы все уязвимы. Как и Лейси.
Суровая реальность того, что с нами происходит нас, подавляет, и мы молчим — Джеймс затерялся в мыслях где-то рядом со мной. Я смотрю из окна, когда мы проезжаем мимл парка. Там играют и носятся дети, одетые в яркую одежду, а их заботливые матери следят за ними. |