Прошлой зимой у нас в сквере замечательную снежную горку построили. Я много раз ходила кататься на неё с ребятами. Было шумно и весело. Домой вся мокрая и заснеженная приходила.

А однажды вредный Вовка Круглов скатал крепкий снежок, незаметно подошёл ко мне сзади и сунул этот снежок мне за шиворот. Я тогда плакала. Было холодно и неприятно, когда снег таял на моей голой спине. Пришлось идти домой переодеваться.

Сейчас тоже холодно. Гораздо холоднее, чем тогда. И горку в этом году никто и не подумал начинать строить. Как раз прохожу мимо того места, где она стояла. Вредного же Вовки Круглова, который стал моим любимым младшим братом Вовой, тоже больше нет. Сволочи.

Вчера вечером я зашила тело Вовы в простыню. Перед этим кое-как, при свете коптилки, умыла его и переодела. Он был страшно худой! Я выбросила его провонявшие грязные тряпки и надела на Вову красивый летний костюм. Пусть в красивом костюме лежит. Хоть он и летний. Вове уже не холодно.

Его медвежонок Миша тоже навсегда останется с Вовой. Я вложила его в Вовину руку и зашила их в простыню вдвоём. Пусть будут вместе.

А ещё, прежде чем зашить, я написала на бумажке полное имя Вовы, адрес, имена родителей и даты рождения и смерти. Эту бумажку я свернула и положила в мамин походный футляр от зубной щётки, прицепила к футляру мою серебристую цепочку и повесила Вове на шею. Может быть, после победы будут перезахоранивать погибших. Тогда Вову по этой бумажке опознают, и его могила не будет безымянной.

Труднее всего было спустить тело по лестнице. Вова совсем не тяжёлый, это я слабая стала. В мирное время с такой слабостью ни за что не встала бы с кровати. Да мне и не разрешил бы никто. Но сейчас война. Поэтому делаешь не то, что можешь, а то, что нужно. Нужно отвезти Вову на пункт сбора трупов. Не хочу, чтобы он просто так валялся на улице. Поэтому, везу.

Спасибо Вале. Сама я спустила Вову лишь на один лестничный пролёт и совсем из сил выбилась. Поднялась к Вале. Даже и это было трудно. На пятый этаж минут десять шла. Валя хороший. Сразу согласился помочь. Он по дому в пальто и шапке ходил, поэтому он лишь заскочил предупредить свою маму, что уходит и сразу пошёл со мной.

Вдвоём Вову мы спустили довольно легко. А пока привязывали его к санкам, мимо прошла наш управдом, тётя Марина. Она сказала, что сегодня ещё сделает вид, что ничего не знает, но чтобы завтра Вовины карточки ей сдали. Она при мне их погасит. Сейчас с этим очень строго. Ей нас жалко, но она просто обязана погасить карточки умершего и сдать их. Иначе ей самой не поздоровится.

И вот мы, вдвоём с Валей, тянем и тянем эти саночки. Снег пошёл. Это хорошо. Когда идёт снег —немного теплее. Впереди нас, метрах в двадцати, две заснеженные фигуры тянут свои саночки. На них кто-то лежит, завёрнутый, как и Вова, в простыню. Им наверняка нужно туда же, куда и нам. На пункт сбора трупов.

Саночки. Какие у нас тяжёлые саночки…

Похороны прошли быстро и очень страшно. Две хмурых женщины грубо подняли Вову и совсем неаккуратно швырнули того в кузов грузовика. Вову! А я так старалась, мыла и наряжала его вчера! Они же кинули его, как бревно!

Я хотела закричать, что так нельзя! Там ведь Вова! Но они уже грузили следующего. Какого-то совершенного голого скрюченного старика. Потом ещё кого-то, ещё. Одно за другим одеревеневшие на морозе тела людей улетали в кузов и падали там с глухим стуком.

Подошла плачущая женщина. Принесла свой свёрток. Судя по размеру, внутри был ребёнок двух-трёх лет. Женщина умоляла грузивших тела положить её миленького получше. Даже обещала за это кусочек хлеба. Но её не послушали. Свёрток с ребёнком, как и все, просто и незамысловато полетел через борт.

Потом другая измождённая женщина притащила санки с телом старухи. Её тоже хотели кинуть в кузов, но тут я увидела, что старуха слабо шевелит рукой. Она была ещё жива! Женщине попытались объяснить, что живых не берут.