В конце концов скандал вокруг Вулера затих сам собой. Мы заплатили ему, и дело замяли. Он успокоился. И наш имидж хороших мальчиков не пострадал. Мы были респектабельные. Нас уважали. Пригласили выступить на гала-концерте у королевы в «Королевском варьете». В тот день нас слушала вся Англия. Перед началом выступления я позволил себе слегка пошутить. Сказал, что публика на дешевых местах должна хлопать в ладоши, а те, кто сидит в первых рядах партера, пусть просто побрякают своими драгоценностями. В те времена это воспринималось как неслыханная дерзость. Но все прошло как по маслу. Потому что, договорив, я невинно улыбнулся. Нам всё прощали, считая нас милыми и забавными. Мы от души радовались тому, что с нами происходило, мы жили как в сказке, мы были звездами, нас повсюду узнавали, все вокруг нас любили. Про себя я думал, что, возможно, вознесусь еще выше. Потому что весь тот цирк, что творился вокруг нас, станет ключом к моему дальнейшему расцвету. Глупость какая. С каждым днем я все больше забывал о том, кто я такой. Загонял вглубь внутреннее неблагополучие.

Я почти забыл, что у меня есть жена и ребенок. Синтия переехала к Мими. Они быстро нашли общий язык. Я не интересовался их жизнью. Когда я их навещал, жена никогда не жаловалась на жизнь. Не хотела, чтобы я чувствовал себя в чем-то виноватым. Зато Мими не отказывала себе в удовольствии и охотно делилась горестями, выпавшими на долю бедняжки Синтии. Следовательно, в какой-то мере и на ее долю тоже. Джулиан плохо спал. По ночам ей приходилось выходить с ним на улицу, так он плакал. Я слушал ее, но все это меня нисколько не трогало… А, ладно, хватит. Надоело рассказывать о собственных подлостях. Все это было в самом начале. Когда разразился циклон под названием «Битлз». Потом я предпринимал кое-какие попытки скрасить Синтии существование, приглашал ее с собой на гастроли. Не думаю, что ей со мной было легко, но все-таки она получала какую-то компенсацию. Я был хорошим мужем — в промежутках между приступами безумия. Помню, что иногда по утрам я просыпался со странным ощущением, весь исполненный солнечных мыслей, и говорил себе: я должен подумать и о других.

Тогда началась слава. Настоящая слава. Не просто известность, когда люди оборачиваются на тебя на улице и просят автограф. Наша слава была как цепная ядерная реакция. Люди даже придумали ей название — битломания. И распространялась она постепенно. Мы уже привыкли к тому, что прохожие обращают на нас внимание, но никому из нас и в голову не могло прийти, что дело зайдет так далеко. Ничто в нашей жизни больше не могло быть как раньше. Путь назад, к безвестности, отныне был для нас отрезан. Поначалу это меня удивляло. Особенно в общественных местах. Всего за несколько месяцев до того, если я входил в ресторан, на меня оглядывались: а этот бродяга что тут забыл? Теперь все принимались толкать друг друга локтями, все мне улыбались, говорили «здравствуйте» и «добрый вечер». Меня сажали за лучший столик. Шеф-повар лично являлся спросить, какое блюдо доставит мне удовольствие. Я мог заказать что угодно, первое, что придет в голову, спаржу под малиновым соусом, например, и он отвечал мне: разумеется, мистер Леннон, никаких проблем. Мне стоило только захотеть, и оказывалось, что возможно абсолютно все. Люди бросались исполнять все мои желания.