– Осчастливьте нас вашим обществом, – попросил Оффченко.

Яйтер потряс головой, что означало недопонимание. Он же и так уже здесь, вот он.

– За столик присядьте, – сухо сказал куратор.

Яйтера часто звали посидеть за столиком, но вскоре его присутствие неизменно начинало тяготить едоков. С ним было трудно вести беседу. Казалось, что он все время чего-то ждет, и это производило неприятное впечатление. А Яйтер, если чего и ждал, то лишь наводящих вопросов и разъяснений.

Впрочем, он и не подумал отказаться.

– Ладно, – ответил он, молодцевато разворачиваясь обратно к эстраде.

Песня медленно умирала, уходя во вчера. Яйтер милостиво кивнул пианисту, и тот стал наигрывать нечто легкомысленное и ни к чему не обязывающее. У Яйтера было не более получаса свободного времени. Он оставил балалайку в артистической уборной, переодеваться не стал, вернулся и бочком проследовал в зал. Его возвращение приветствовали отдельными криками, которые быстро заглохли, стоило Яйтеру обосноваться за столиком, откуда Оффченко уже пощелкивал официанту.

6

– Это Зейда, – рот Оффченко приглашающе распахнулся, показались мелкие зубы.

– Очень приятно, – Яйтер попытался ласково улыбнуться. – Яйтер. А по отчеству?

– Как вас по отчеству? – озадаченно переспросила незнакомка низким голосом, с легким привизгом на слове «вас».

– Нет, он интересуется вашим отчеством, Зейда, – терпеливо объяснил куратор.

Оффченко сунул руку за пазуху, но тут же ударил себя по лбу:

– Это же у вас в сумочке. Покажите ему.

Зейда, оттопырив нижнюю губу, расстегнула сумочку, извлекла старую черно-белую фотографию, на которой был изображен строгий мужчина с квадратными усиками и в гимнастерке. На какой-то миг Яйтеру почудилось, что перед ним портрет его собственного отца. Приглядевшись, он понял, что обознался. Но вдруг припомнил и фамилию, и имя.

– Это же… – пробормотал он, не решаясь назвать отцовского соратника.

– Да, это он, – кивнул Оффченко. – Что же вы смутились? Теперь эти имена можно произносить безбоязненно.

Яйтер сидел и теребил скатерть.

– Давайте, однако, обойдемся без официоза. Мы же свои люди, к чему нам отчества? Нам и фамилии ни к чему – они слишком известны.

Тот отметил, что сам Оффченко оставался безымянным.

– А Яйтер – это разве имя? – не отставала Зейда.

Оффченко сдался:

– Хорошо, это фамилия. Вы же знаете, что детей врагов народа перенарекали, чтобы сын не отвечал за отца. В досье говорится, что фамилию ему дали из-за частого причитания «айяяй». Не сладко приходилось! А имя его в наши дни не вполне… – куратор помялся.