В последующие дни снимались эпизоды: похитители и жертва спят; Джонни, оседлав Билла, вертит у его лица ножом; на голову Билла обрушивается ведро с камнями; Бил и Джонни мирятся; Сэм пишет письмо отцу мальчика и Билл просит его снизить цену за похищенного до полутора тысяч долларов, объясняя это так: «Какой же нормальный человек согласится заплатить две тысячи долларов за эту веснущатую дикую кошку. Пускай будет полторы. Разницу можешь отнести на мой счет». Сэм соглашается, после чего зачитывает письмо: «Эбенезеру Дорсету, эсквайру! Мы надежно спрятали вашего мальчика в надежном месте. Окончательные, единственные условия, на которых вы можете получить его обратно следующие: мы требуем за его возвращение две тысячи долларов…» – «Полторы», – поправляет друга Билл. Сэм, вспомнив про уговор, вносит в письмо нужную поправку и читает дальше: «Если вы согласны на эти условия, сегодня в половине шестого вечера вы должны оставить ответ в письменном виде на том же самом месте, куда в дальнейшем положите и две тысячи долларов…» «Полторы, Сэм!», – взрывается Билл. Сэм вносит новые поправки и дочитывает письмо: «А именно: за бродом через Совиный ручей есть маленькая роща…»

В конце октября снимали эпизод чтения Сэмом ответного письма от Дорсета с пометкой на конверте «Двум злодеям». Текст послания гласил: «Джентльмены! Сегодняшней почтой я получил ваше письмо насчет выкупа, который вы просите за то, чтобы вернуть мне сына. Делаю вам контрпредложение и полагаю, что вы его примите. Вы приводите Джонни домой и платите мне 250 долларов наличными. А я…»

В этом месте до Сэма внезапно доходит смысл прочитанного: что не им, а они должны будут выплатить отцу мальчика деньги. Перечитав это место еще раз, Сэм дочитывает послание до конца: «Платите мне 250 долларов наличными, а я соглашаюсь взять его у вас с рук долой. Лучше приходите ночью, а то соседи надеются, что он пропал без вести, и я не отвечаю за то, что они сделают с человеком, который приведет Джонни обратно домой. С совершенным почтением Эбенезер Дорсет».

С 31 октября по 11 ноября снимали эпизоды из второй новеллы «Родственные души» – в особняке. Внутреннюю часть особняка соорудили в павильоне «Мосфильма», а внешнюю сняли на натуре – у Центрального дома литераторов в Москве. Вспоминает Ю. Никулин:

«Помню, нам не давался один эпизод. Грабитель и жертва, окончательно «сроднившись», сидят на кровати хозяина дома и вспоминают смешной анекдот. Они должны были заразительно смеяться. Но этого заразительного смеха у нас не получалось. Для меня вообще самое трудное – смеяться во время съемки. После бесплодных попыток вызвать у нас смех Гайдай рассердился и приказал осветителям выключить свет в павильоне, оставив только дежурную лампу.

– Если через пять минут не начнете смеяться, я отменяю съемку, а расходы потребую отнести на ваш счет, – сказал сурово Гайдай.

После такого заявления мы были не способны даже на улыбку.

– Слушай, – предложил Плятт, – давай рассказывать друг другу анекдоты. Начнем смеяться по-настоящему – и тут-то нас и снимут.

Включили свет. Приготовили камеру. Стали друг другу рассказывать анекдоты – опять не смеемся. Стоит мне начать анекдот, как Плятт договаривает его конец. Мы перебрали десяток анекдотов и ни разу не улыбнулись.

В это время в павильон вошел директор картины и спросил режиссера:

– Ну как, отсмеялись они?

Плятта, видимо, этот вопрос покоробил, и он ехидно заметил:

– Вот покажите нам свой голый пупырчатый живот, тогда будем смеяться.