— Могу назвать вам лишь тот, на который ей давным-давно писал Поль: улица Вильдо, дом пять, со стороны сада Пале-Рояль. Это ателье по пошиву военной формы. Я сильно удивлюсь, если Эрнестина все еще работает там.

— A у вас нет фотографии мужа?

— Вот, пожалуйста, он снимался в прошлом году. Такую же я отдала полиции.

— Месье Тэней высокого роста? — задал очередной вопрос молодой человек.

— Выше вас на голову.

Виктор и Жозеф, поблагодарив мадам Тэней, поспешно откланялись — оба торопились обменяться впечатлениями. Закрыв за ними дверь, Марта Тэней подошла к застекленной стене бюро, и ее силуэт зыбкой китайской тенью качнулся над громокипящим печатным цехом. Она зябко обхватила себя за плечи и вздохнула.

Джина Херсон прислушалась к затихавшим в коридоре шагам дочери. Любовь пошла Таша на пользу, наполнила ее внутренним светом, который пробивался наружу здоровым румянцем, и Джина, боясь признаться в этом самой себе, завидовала ей. Она прошлась по мастерской, где ученики забыли кто платок, кто перчатку, собрала палитры и кисти, сложила их в рукомойник и заперлась на жилой половине, откуда редко куда выходила.

Несмотря на нежную заботу и внимание со стороны старшей дочери и ее возлюбленного — или жениха? — Джина страдала от одиночества. И скучала по Рахили — с младшей дочерью они были более близки. А Пинхас… Пусть в последние годы он стал для нее всего лишь случайным попутчиком, но все же то, что муж отказался от развода и теперь, будучи в Америке, вел с ней теплую переписку, очень поддерживало Джину, упорядочивало течение дней. Эмиграция, пребывание в Германии, болезнь… Потом Таша уговорила ее перебраться в Париж. Но город, издалека казавшийся сверкающей драгоценностью, обещавший счастье и ничего кроме счастья, встретил ее унылой рутиной повседневности. Пинхас находится за тысячи километров от нее, по другую сторону океана, Рахиль затерялась где-то в центральной Европе с мужем, не знакомым Джине человеком, который с загадочным видом взирал на тещу с фотографии в деревянной рамке на каминном колпаке. Конечно, здесь у нее есть Таша и Виктор, такие милые, она им стольким обязана, но…

Джина многому научилась за годы скитаний. И главное, что она узнала, — разлука с близкими и родиной дает возможность день за днем переосмыслить свое прошлое, оценить прожитое время, каждое его мгновение, начиная с младенчества. Такое самонаблюдение неизбежно и беспощадно открывает то, что раньше воспринималось только на подсознательном уровне, дает панораму побед и поражений. И вывод неутешительный — счастливые и печальные периоды жизни, борьба, разочарования и обретения кажутся такими ничтожными, если смотреть на них оттуда, куда они тебя привели, что в пору прийти в отчаяние.

Джина приблизилась к зеркалу. Сорок семь лет, несколько серебристых нитей в по-прежнему роскошной рыжей гриве. Морщинки, слегка увядшая кожа на шее. Но фигура все так же стройна. Способна ли она еще понравиться мужчине? Джина медленно расстегнула блузку, юбку, расплела шнуровку на корсете. Одежда скользнула на пол. Собственная нагота, отраженная в зеркале, показалась ей хрупкой, словно стебелек травы, схваченный первыми заморозками. Она распустила волосы, тряхнула головой, чтобы они разметались по плечам. Так лучше. Летний свет не пробивался сквозь тяжелые занавески, и в полутемной комнате скорбный труд времени был не столь заметен — из зеркала смотрела прежняя Джина с крепкой высокой грудью и крутыми бедрами, она просыпалась внутри другой, живой Джины, стоящей напротив, наполняла ее ностальгией и любовным томлением. Женщина провела рукой по животу. Коснутся ли его снова мужские ладони? Прошепчет ли мужской голос слова любви? Пинхас был ее единственным мужчиной.