А теперь, брат, пойдем, выпьем доброго вина, закусим на дорогу, по стакану, по другому шампанского.
Счастливцев. Вот жизнь, Геннадий Демьяныч! Вот это я понимаю. А то что: пешком… сам себя презираешь. Не знаю, как вы, а я презираю такую жизнь. Я всегда за богатых людей. Кто шампанское пьет, хорошие сигары курит, тот и человек, а остальное – ничтожество. Так ведь, Геннадий Демьяныч?
Уходят в столовую. Входит Аксюша.
Явление седьмое
Аксюша, потом Петр и Несчастливцев.
Аксюша. Где же братец? (Заглядывает в дверь.) Он в столовой, и Петя там. Как бы его вызвать! Мне бы только хоть два слова сказать на прощанье, при людях неловко будет. (Тихо.) Петя! Петя! Услыхал, идет.
Петр тихо боком прокрадывается в дверь.
Петр. А, это ты?
Аксюша. Тише, ради бога, тише! Кончено дело, у братца денег нет; я еду с ним далеко и навсегда. (Берет его голову, прижимает к себе и целует.) Прощай! Ступай! ступай!
Петр. Едешь? Куда, зачем?
Аксюша. В театр, в актрисы.
Петр. Что ты, опомнись, с ума ты сошла!
Аксюша. Решено, решено. Ступай, ступай!
Петр. Что ты! У меня сердце упало, ровно кто меня камнем в грудь-то ушиб. А ведь я с тятенькой опять говорил.
Аксюша (робко и оглядываясь). Ну, что же?
Петр. Сначала, известно, два часа ругал без отдыха; потом говорит: «Хоть бы тысячу за тебя, дурака, дали».
Аксюша. Я на прощанье словечко закину тетеньке; а впрочем, надежды мало. Ну, ступай! (Целует его.) Прощай! Ужо не прощайся! Стыдно. Глазами только проводи, я на тебя все глядеть буду.
Петр. Ах ты, жизнь! Вот бы когда в омут-то с великим моим удовольствием.
Входит Несчастливцев.
Несчастливцев. А! Попались!
Аксюша. Братец, потише!
Петр уходит.
Одно слово, одно слово, братец! Утопающий за соломинку хватается. Попросите тетушку, может быть, она сжалится надо мной; теперь только тысячу рублей нужно, только тысячу.
Несчастливцев. А что ж в актрисы-то, дитя мое? С твоим-то чувством…
Аксюша (прилегая к нему, нежно). Братец… чувство… оно мне дома нужно.
Несчастливцев (басом). Поколебалась! Что на земле незыблемо теперь? Пойдем, меня ждет компания. Дай мне хорошенько вдохновить себя, а то я поговорю. (Уходит в столовую.)
Выходят Милонов, Бодаев и Карп.
Явление восьмое
Милонов, Бодаев, Карп, потом Гурмыжская и Буланов.
Карп. Пожалуйте-с! Они сейчас выдут.
Милонов. Что это у вас, Карпуша, нынче как-то особенно парадно?
Карп. Не могу знать.
Выходит Гурмыжская, очень нарядно и молодо одетая, под руку с Булановым.
Гурмыжская. Извините, господа, что я заставила вас ждать!
Бодаев. Да мы ничего и не ждали.
Милонов (целуя руку). Вы прекрасны. (Отходит и смотрит издали.) Прекрасны! Вы все молодеете.
Гурмыжская. Мне и нужно молодеть. Господа, я вас звала для подписания завещания, но обстоятельства несколько изменились. Я выхожу замуж. Рекомендую вам будущего моего мужа.
Милонов. Прекрасно! Прекрасно!
Бодаев. Я так и ожидал.
Гурмыжская (садясь). Прошу покорнейше садиться!
Милонов и Бодаев садятся.
Алексис, садись!
Буланов (целуя ее руку). Ах, Раиса, позволь, я буду стоять подле тебя.
Гурмыжская. Не правда ли, он мил? Господа, я вижу, что в душе вы осуждаете меня. Прежде выслушайте, потом судите. Господа, у меня оправданий много. Я была беззащитна, имение расстроено; я думала поручить управление племяннику; но он меня поразил, поразил… Знаете, какую он карьеру избрал? Он актер провинциальный…
Милонов. |