Изменить размер шрифта - +
Он утащил ее в другое подземелье. Еще ниже. Похоже, он хорошо ориентируется на месте. Или работает там, или приходил раньше, чтобы осмотреться. Как бы то ни было, он избегал камер слежения.

— Кто нашел тело?

— Охранник. Сегодня рано утром. Шел дождь. Он осматривал подземный уровень, предназначенный для стоков. Не сразу понял, что перед ним труп. Я имею в виду, труп человека.

После каждого ответа Тэн выдерживал короткую паузу, словно раскладывал информацию по особым ящичкам мозга. Жанна слушала, одновременно пытаясь сообразить, где именно они сейчас проезжают. Ничего не разобрать. Пути. Указатели. Цифры. Все словно размыто дождевыми струями. Небо над ними набухло от воды, будто серая губка. Время от времени его вспарывала яркая вспышка молнии.

Шофер выехал на север, в сторону Сена-Сен-Дени, в объезд Парижа. Единственной светлой точкой посреди бури оставался экран навигатора на приборной доске, на котором время от времени высвечивались отрезки маршрута.

— Что за лаборатория?

Райшенбах вынул из куртки записную книжку и надел очки:

— Лаборатория… цитогенетики. Там исследуют эмбрионы. Сам толком не знаю.

— Моей жене делали такой анализ, — вмешался Леру. — Это чтобы проверить, что зародыш нормальный.

— Амниоцентез.

Все уставились на Жанну. Она продолжала, стараясь говорить непринужденно, а главное, не поучительно:

— Гинеколог берет в матке беременной женщины пробу околоплодных вод. Затем отслоившиеся клетки зародыша или пузыря, в котором он находится, помещают в питательную среду и исследуют хромосомы, чтобы установить кариотип формирующегося младенца.

Тэн спросил, глядя в окно, словно вовсе не интересовался ответом:

— А что такое кариотип?

— Хромосомный набор ребенка. Двадцать три пары хромосом, определяющие его будущую личность. Это позволяет отследить возможную аномалию в одной из пар. Например, трисомию по двадцать первой хромосоме, то есть синдром Дауна. В Париже таких лабораторий раз-два — и обчелся. А эта как называется?

Райшенбах заглянул в записную книжку и обернулся к ней:

— «Павуа». Слышали о такой?

Жанна отрицательно покачала головой. Она едва не добавила, что ей это ни к чему. Она-то не беременна. И даже ни с кем не живет. И вообще ее жизнь — полный отстой. Но сдержалась. Все-таки она здесь в качестве судьи. Да и время для излияний неподходящее.

— А первая жертва, — уточнил Тэн, обращаясь к полицейскому, — вроде работала в центре для умственно отсталых детей?

— Ну да. Детишек, страдающих… — Райшенбах полистал свою записную книжку, — ПРР — первазивными расстройствами развития. — Он обернулся к Тэну, снимая очки: — Думаете, есть связь между такими детишками и амнио… как его там?

— Есть сходство с первым убийством? — продолжал Тэн, не отвечая. — Я имею в виду модус операнди?

— Совпадает все. Парковка. Надписи на стенах. И конечно, труп. В том же состоянии, что и первый.

— А между жертвами есть что-то общее?

— Пока рано судить. Мы ведь еще не видели, как выглядела вторая женщина… до убийства.

Его слова оборвала дробь дождя. Жанна продолжала смотреть по сторонам. Ливень мешал разглядеть пейзаж, но не настолько, чтобы скрыть его неприглядность. Всякий раз, когда ей случалось проезжать по лабиринтам заводов, промышленных зданий и корпусов, она невольно задавалась вопросом: как можно было до этого довести?

Ей мерещилась связь между убийцей и этими мерзкими городами. Жилыми комплексами. Улицами. Среди них находятся те самые очаги, из которых рвется наружу жажда насилия. Все равно что поджоги. «Раз, два, три…» Надо пройти по лабиринту вспять, углубиться в городскую чащу, чтобы обнаружить очаг возгорания.

Быстрый переход