Жанна не патологоанатом, но ей показалось, что он сожрал все половые органы. Губы, клитор, трубы, матку… Он проглотил все. Вобрал в себя, в свое чрево эти драгоценные символы женственности.
Ее поразила одна мысль. А вдруг убийца — женщина? Чудовище, мечтающее присвоить детородную силу своей жертвы. Как папуасы, пожирающие сердце или мозг врага, чтобы завладеть его лучшими качествами. Вспомнились слова, что ей твердили в церкви во время первого причастия: «Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь пребывает во Мне, и Я в нем».
Жанна увидела в луже свое мертвенно-бледное лицо. «Черт. Я того и гляди грохнусь в обморок». Чтобы взять себя в руки, она отдала фонарик капитану и обернулась к Тэну:
— А первая была в таком же состоянии?
Судья не ответил.
— Так ты видел тело?
— Только на фотографиях. Когда я туда приехал, его уже увезли.
— Но там все было так же?
Он только кивнул. Послышался чей-то голос. К ним, что-то бормоча в диктофон, приближался пузатый коротышка, обтянутый синим джемпером от «Ральфа Лорена». Лет шестидесяти, кожа бронзовая, волосы с проседью посередине разделены пробором. Нос с горбинкой. Водянистые голубые глазки. В живом, смешливом взгляде сквозило что-то агрессивное и отталкивающее, словно эти прозрачные глаза были неуместны на его загорелом лице.
— Ланглебер, — пробормотал Тэн. — Медэксперт. Пусть только начнет корчить из себя умника, я ему покажу.
Тэн представил их друг другу. Все обменялись дежурными рукопожатиями.
— Кажется, я знаю, как он это делает, — произнес медэксперт, засовывая диктофон в задний карман джинсов.
— Мы слушаем.
Он задрал голову, указывая на арматуру, поддерживающую неоновые светильники.
— Подвешивает девушку вниз головой. Разбивает ей лицо и перерезает горло. Точно так же, как забивают свиней на фермах. Он пользуется острым ножом. Края раны ровные. Режет слева направо. На это ясно указывает конец раны. Наш ублюдок — правша. И, скажу я вам, рука у него твердая. Я уже зафиксировал разрезы, идущие через трахею и пищевод до внутренней части позвоночника.
В детстве Жанна два месяца летних каникул проводила в Перше. И не раз присутствовала при таких варварских расправах. Настоящий ритуал. Забивали свинью…
— Крови не так уж много, — заметила она.
Медэксперт уставился на нее своими глазами цвета синьки. Он оценил точность наблюдения.
— Верно. Полагаю, он ее собирает. В тазик или еще какую-то емкость.
— Зачем она ему?
Ланглебер смерил следственных судей взглядом. «Двое по цене одного». Похоже, эта мысль показалась ему забавной.
— Учитывая то, что мы здесь видим, он, скорее всего, выпивает ее на месте. Еще теплую.
— Почем тебе знать?
— Насчет способа я уверен. У жертвы на щиколотках следы веревок. Поглядите над светильниками, наверняка там найдутся отметины. У первой жертвы были сломаны обе щиколотки. Здесь, по-моему, та же картина. Все будет в моем отчете.
— Раз уж заговорили об отчете, — встрял Райшенбах, — мы до сих пор не получили первый.
— Скоро получите. Это не к спеху.
— Не представляю, что тогда к спеху.
— Нельзя ли уточнить, — заговорила Жанна. — Женщина еще жива, когда он ее подвешивает?
— Ну конечно. Чтобы брызнула кровь, сердце должно работать.
Тэн молча помотал головой. Похоже, он был в замешательстве. Ему хотелось и довести расследование до конца, и поскорее смотаться отсюда. Забиться с головой под одеяло и все забыть.
— Затем, — невозмутимо продолжал Ланглебер, — он вспарывает ей живот. |