— Нет, — произнесла она не раздумывая. — Я не стану предъявлять вам обвинение. Несмотря на серьезные и последовательные доказательства вины. Учту ваше… добровольное признание. Подпишите показания и убирайтесь отсюда.

Набранные Клер странички уже выползали из принтера. Жан-Ив Перрейя встал. Расписался. Жанна взглянула на разложенные на столе фотографии. Детишки под капельницей. Мальчик с кислородной маской. Черное тельце, готовое к вскрытию. Она убрала снимки в крафтовый конверт. Сунула все в папку и отложила вправо. Следующий.

И так каждый день. При этом они с Клер пытались вести нормальную жизнь, думать о повседневных делах, видеть человечество хотя бы в сером цвете. До очередного ужаса. До следующего кошмара.

Жанна взглянула на часы. Одиннадцать. Она порылась в сумке, вытащила мобильный. Наверняка Тома ей звонил. Чтобы извиниться. Объясниться. Предложить встретиться в другой день… Но сообщения не было. Она разрыдалась.

Клер бросилась к ней, протягивая бумажные платки.

— Не стоит так убиваться, — сказала она, неправильно истолковав ее слезы. — Мы и не такое видели.

Жанна кивнула. Sunt lacrimae rerum. «Есть слезы для бед». Как говаривал ее наставник Эмманюэль Обюсон.

— Вам пора, — напомнила секретарша. — У вас еще заседание.

— А после? Обед?

— Да. С Франсуа Тэном. В «Заводе». В час дня.

— Черт.

Клер сжала ее плечо:

— Вы всегда так говорите. А в полчетвертого возвращаетесь сытая и довольная.

4

— Ну что, прочитала?

Жанна оглянулась на зов. Половина первого. Она направлялась к выходу, мечтая о прохладном душе и кляня скупердяйство судебного ведомства: кондиционеры вечно работали с перебоями.

За ней шел Стефан Рейнхар. Тот самый, который вчера вечером всучил ей какое-то темное дело. В льняной рубашке он выглядел помятым, как обычно. И как обычно, сексуальным.

— Так ты прочитала?

— Я ничего не поняла, — призналась она, продолжив путь.

— Но ты усекла, что дело пахнет жареным?

— Факты между собой никак не связаны. Да еще этот анонимный донос… Надо разобраться, что их объединяет.

— Как раз это от тебя и требуется.

— Но я ничего не смыслю в оружии. Да и в самолетах. Я даже не знала, что Восточный Тимор — страна.

— Это восточная часть острова в Индонезии. Независимое государство. Одна из самых горячих точек планеты.

Они подошли к рамкам металлоискателя. Солнце заливало вестибюль. Охранники того и гляди сварятся заживо. Рейнхар улыбался. С портфелем под мышкой он смахивал на продвинутого препода, всегда готового забить косячок с учениками.

— К тому же я понятия не имею, что такое «сессна», — добавила она упрямо.

— Гражданский самолет. Прикинь, посудина без всяких опознавательных знаков, перевозящая автоматическое оружие. Которое использовали при попытке государственного переворота!

Как раз об этом она и прочла накануне, но вникать не стала. Даже не задумалась о том, что, собственно, это означает. Вчера, как, впрочем, и сегодня, телефонный звонок волновал ее больше, чем все государственные перевороты в мире…

— По-моему, эта история с винтовками, — она старалась казаться заинтересованной, — яйца выеденного не стоит. Отчего ты так уверен, что речь идет о французских винтовках? Причем изготовленных на этом самом предприятии?

— Да ты вообще дело читала? Их нашли в руках убитых заговорщиков.