Итак, они покинули четвертую гавань, пересекли море и пришли в пятый по счету, большой и красивый город, по истечении более чем семи месяцев после отплытия из Лэнгдона на Холме; к этому времени Уолтер уже перестал избегать развлечений, какие можно найти в больших городах и каких прежде избегал; он снова засматривался на хорошеньких женщин, и желал их, и любил их, но не всерьез, как это свойственно всем молодым людям.
Это был последний порт назначения "Кэтрин"; здесь они провели почти десять месяцев, совершая торговые сделки, получая удовольствие от созерцания всего, что здесь было необычного и любопытного, веселясь с торговцами и горожанами, и даже с окрестными земледельцами, и Уолтер, обладая веселым и буйным нравом подобно всем молодым людям его возраста, охотно принимал участие в шумном веселье наравне со всеми.
Всему, однако, приходит конец, и однажды, когда он вышел из гостиницы, направляясь в свою лавку на рынке, сразу за дверью увидел трех моряков, одетых, как принято в его стране, а с ними человека, облаченного как делопроизводитель, которого он знал как одного из приказчиков своего отца, по имени Арнольд Пенстронг; Уолтер почувствовал, как забилось его сердце при виде приказчика, и он воскликнул:
— Арнольд, что случилось? Все ли хорошо в Лэнгдоне?
Арнольд отвечал:
— Со скорбными вестями пришел я; тяжкое испытание поразило город; не могу скрыть, что твой отец, Бартоломью Голден, скончался, и Господь упокоил его душу.
Как только Уолтер услышал эти слова, все проблемы, все невзгоды, о которых он забыл, снова нахлынули на него, словно и не было стольких месяцев легкой беззаботной жизни; увидел он перед собою отца, лежащего мертвым на ложе, и услышал рыдания жителей города перед его домом. Некоторое время он молчал, затем спросил хриплым голосом:
— Что ты говоришь, Арнольд! В своей ли постели он умер, или нет? Когда мы расставались, он не был ни больным, ни старым.
Арнольд отвечал:
— Да, он умер в своей постели; но причиной его смерти была рана, нанесенная мечом.
— Как это случилось? — спросил Уолтер.
Арнольд стал рассказывать.
— Спустя несколько дней после твоего отплытия, твой отец отослал твою жену из своего дома к ее родным из рода Реддингов, не говоря худого слова, и даже не ославив ее, что было удивительно для нас, знавших ее и твою историю; ибо поведение ее, да простит меня Господь, бросило тень на весь город.
Тем не менее, Реддинги были возмущены, и призвали нас, Голдингов, к ответу за это изгнание. К несчастью, мы согласились на переговоры, чтобы сохранить мир в городе. О, горе нам! Мы встретились в нашем Зале Гильдии, и здесь состоялся разговор между нами; и здесь было произнесено многое, что было накоплено в душе, словами, которые нельзя назвать ни приличными, ни сдержанными. И когда были произнесены все слова, настал черед стали — рубить и колоть! Двое из наших остались лежать мертвыми, с их стороны было убито четверо, многие получили раны. Одним из них был твой отец, и, как ты легко можешь догадаться, он был не из последних в схватке; несмотря на раны, две в боку и одну в руке, он сам дошел до дома, и мы были уверены, что с ним все будет хорошо и что мы победили. Но нет! это была видимая победа, прошло десять дней, и он умер от полученных ран. Господь да примет его душу! Теперь же, мой господин, узнай, что я не только принес тебе эту весть, но и слово от всех твоих родных, чтобы ты вернулся, вместе со мной, без промедления, на быстроходном корабле, на котором я сюда прибыл; ты должен взглянуть на него, какое оно красивое и легкое, как оно устойчиво на волне.
Тогда Уолтер сказал:
— Это объявление войны. Я возвращаюсь, и пусть Реддинги трепещут, узнав о моем возвращении. Готовы ли вы к отплытию?
— Да, — ответил Арнольд, — мы можем сняться с якоря сегодня же вечером, в крайнем случае, завтра утром. |