– Закрой здоровый глаз.

После чего, не боясь, раздвинул синие наплывы вокруг правого глаза. Яркая вспышка света прострелила мозг девушки, и разноцветные круги собрались в лицо отца Максима.

– Видишь?

– Да, – шепотом произнесла Ира.

– Отлично! Ну, что – я доволен. (Наверное, это любимая фраза их семейства. Или так говорят все врачи?) Струп отошел, грануляция хорошая, и эпителизация сзади началась. А спереди вообще супер – завтра швы снимем.

Если все хорошо, почему же Алинка так испугалась? Сильные руки врача ее особо не жалели, но движения были точные и причиняли не больше боли, чем это требовалось для обработки ран и перевязки. Оставалось лишь терпеть, скрипеть зубами, иногда постанывать, когда боль становилась совсем нестерпимой. Когда новая белая «шапка» водрузилась на место, и голову ее оставили в покое на подушке, Ира перевела дыхание и, собрав все свое мужество, спросила:

– Я уродина?

Осознание того, что она обезображена, ввергло Ирину в оцепенение. Ну вот и все – жизнь в понимании женщины закончилась. Стоило ли так бороться за нее, выкарабкиваться из беспамятства, чтобы потом провести остатки в одиночестве? Чтобы на тебя все показывали пальцем – умные жалели, а дураки смеялись. Смысл?… Да, конечно, можно продолжать учить детей, быть полезной обществу. Но женщина хочет быть красивой, и потерять красоту для молодой девушки – это все равно, что умереть. Умереть, как женщине.

Наверное, это все промелькнуло на лице Ирины, потому что Максим Изотов отрицательно помотал головой:

– Не-не-не, не все так плохо. Даже выбрось это из своей красивой головы.

– Где ж красивой? Издеваетесь?

– Да, сейчас как бы все не очень презентабельно. Но, во-первых, это непотребство заживет. Во-вторых, большинство шрамов не будет видно под волосами. Ну и, в-третьих, самое главное – это далеко не самое важное.

– Это для вас, для мужчин, неглавное и неважное, – у Иры не было сил спорить. И желания не было. И меньше всего она хотела сейчас, чтобы ее жалели. Да и вообще, кого-либо видеть. Особенно Максимку. Вопрос его выбора решился сам собой, поскольку в негласном соревновании с Алинкой она теперь явно проигрывала.

Глава 4

Не зная броду, не суйся в воду

Старый полицейский «уазик» рванул с места. Задний мост прокрутил колеса на мягкой грунтовке, приподняв немного передок машины. «Козленул», полностью оправдав свое народное прозвище – «козел». Леший включил передний мост, сделав машину полноприводной, то есть более устойчивой, отчего старик, чуть не снеся открывающиеся створки ворот и со скрипом тормозов вписавшись в вираж, во всю прыть понесся по прямой, будто начерченной по линейке, улице. Духовщина еще до Удара не отличалась высокой интенсивностью движения транспорта, а за последние двадцать лет возможность попасть в ДТП вообще стремилась к нулю, хотя, судя по помятым крыльям многострадального автомобиля, находились и такие умельцы. Поэтому машину брали только в экстренных случаях, с личного разрешения начальника.

Гриша, заскочивший в последний момент, захлопнул дверцу уже на ходу. Подпрыгивая на ухабах, он вцепился в торчащую из приборной панели ручку, а второй рукой пытался удержать скачущий на коленях арбалет, во всю проклиная создателей этой дьявольской колесницы. Ударившись головой на очередной кочке, парень взмолился:

– Куда ты так несешься?

Леший покосился на воспитанника, потиравшего макушку, и только хмыкнул, продолжив на жуткой скорости выписывать змейку на потрескавшемся от времени асфальте. Но через пару минут скорость машины снизилась – впереди на обочине стоял Михей и призывно махал рукой, а у его ног безжизненным кулем лежало тело напарника.