— Глядите, глядите! Наш Батько еще партизана привел!

„Партизаны! — обрадовался Шурка. — Так я и думал!”

Все встали из-за стола, обступили Шурку.

— Откуда? Из какой деревни? Как попал сюда?

Шурка глядел то на одного, то на другого и не знал, кому отвечать: не то дядьке с рыжеватой бородой, с наганом у пояса, не то вот этому высокому, голубоглазому, не то вон тому молодому веселому парню, который так ласково улыбается ему.

Дед Батько выручил Шурку.

— Ну, что напали? Потом расскажет. Один он на свете остался — вот и весь его рассказ. Когда-нибудь родные его вернутся, а пока… Садись за стол, Шурка! Вот сюда. Вот твое место. Понимаешь? Твое. И уж полночь скоро. Будем мы нынче Новый год встречать или не будем? Как скажете, сынки?

— Будем! — грянули „сынки” хором. — Будем!

Все уселись за стол. Алёнушка принесла из кухни кусок сочного мяса, которое еще шипело на сковороде. Нарезала на тарелке тонкими ломтиками свиное сало. Открыла стеклянную баночку, и душистым хреном запахло в избе. А потом поставила на стол большое блюдо с крупными ржаными пирогами.

— Вот как хорошо, что ты пришел! — сказала она Шурке. — У меня один пирог лишний получился, не знала, что с ним делать. А теперь вот как раз тебе!

Она взяла самый пышный, самый румяный пирог и подала его Шурке.

— Ешь, не горюй. Что было — видели, что будет — увидим.

— А будет хорошее! — добавил дед.

Партизаны тихонько спрашивали деда, где он был, что высмотрел.

А Шурка ел вкусный горячий пирог и смотрел на свою новую родню повеселевшими глазами.

2. Лесные чудеса

Наутро Шурка проснулся поздно. Солнце уже глядело в избу сквозь морозные окна. Было очень тихо — не кричал петух на дворе, не перекликались ребятишки на улице, не звякали ведра у колодца… И Шурка вспомнил, что он в лесу.

Он свесил с полатей голову. В избе никого не было.

„Или мне все приснилось? — подумал Шурка, — Столько народу было! Как же это они ушли, а я и не слышал?”

— Эй, воробушек подзастрешный! — вдруг окликнула его черноглазая Алёнушка. — Выспался? Слезай-ка завтракать!

Она сидела так тихо, что Шурка ее сразу и не заметил.

Алёнушка пряла. Пышная белая куделька, словно шапка, была надета на деревянном гребне.

Шурка слез с полатей и загляделся на кудельку.

— Это шерсть такая белая, — спросил он, — или шелк какой?

— Это не шерсть и не шелк, — ответила Алёнушка, — это облачко.

— Облако?

— Ну да. Ты вот спал, а я встала пораньше, влезла на елку, достала облачко. Вот и пряду.

Шурка промолчал. Никогда в жизни он не слышал, чтобы облако можно было прясть! А может, и правда можно — кто его знает! Ведь здесь не деревня, здесь лес.

Алёнушка дала ему горячей каши с маслом, налила чаю.

— Как хорошо, Шурка, что ты к нам пришел, — сказала она, — а то мне здесь одной оставаться всегда, знаешь, как скучно было!

Шурка ходил по избе. Любовался узором из еловых веток, которыми Аленушка украсила стены. Разглядывал маленький шкафчик-поставец с резной дверцей и резную полочку для посуды. А изо всех окон в голубые проталинки глядел на Шурку молчаливый заснеженный лес. Шурке казалось, что он даже сквозь стены слышит его глухую студеную тишину.

И вот снова вспомнился Шурке свой дом, вспомнилась мать, сестра Ксёна, товарищи… И печаль схватила за сердце.