|
— Злюка! — прошептала донья Флора, вспыхнув.
— Клянусь, сеньорита…
— К чему клятвы между нами, граф! — перебила донья Линда с живостью. — Поберегите их для лучшего случая. Вашего первого уверения для меня достаточно.
— Вы ангел! — ответил он с легким поклоном.
— Не ошибаетесь ли вы? Кто знает, быть может, я демон?
— Скорее, и то и другое, сеньорита.
— Как вы объясните это?
— Очень легко, сеньорита: очевидно, вы ангел по сердцу и красоте.
— Прекрасно… а демон я по чему?
— По уму.
— Вот ловкое объяснение, за которое я вам очень благодарна, сеньор дон Фернандо, и свою признательность скоро докажу на деле.
— Сеньорита!
— Почему же нет? Я принимаю живое участие во влюбленных, — продолжала она, понизив голос, — в них всегда есть что-то наивное, трогающее мое сердце. Я взяла вас обоих под свое покровительство.
— Не знаю, как выразить, насколько ваша доброта…
— Не отпирайтесь напрасно, граф, Флора мне все сказала, у нее нет тайн от меня.
— А вы откровенны с ней?
— Да ведь мне нечего и сообщать, дон Фернандо! Единственная тайна женщины — это любовь, я же никого не люблю.
— Никого не любите?
— Кроме вас, быть может, — отчетливо произнесла она с великолепным пренебрежением, — кого же иначе прикажете мне любить здесь? Вы любите мою подругу и потому, конечно, — засмеялась она, — должны иметь для меня заманчивость запрещенного плода. Но я не завистлива и не любопытна; если бы вместо нашей прародительницы в раю оказалась я, клянусь вам, я не съела бы яблока!
— И для всего человечества это было бы величайшим несчастьем.
— Почему же?
— Мы не знали бы любви!
— Опять хороший ответ… но любовь — благо ли это?
— И благо, и бедствие, но, в общем, страсть благородная, великодушная, которая открывает в сердце все могущество вложенных в него жизненных сил и делает его под влиянием страсти способным на великие и геройские подвиги.
— Или ужаснейшие злодеяния, — возразила донья Линда, насмешливо, — не так ли, сеньор?
— Вы позволите мне, сеньорита, после вашего признания с минуту назад, не приступать к дальнейшим прениям по этому поводу? Иначе мы никогда не договоримся.
— Я тоже так думаю, не сердитесь на меня, граф… А вот и благородный вельможа, отец которого был мясником в Пуэрто-Санта-Мария, сеньор дон Пабло Сандоваль, решается наконец пройти в столовую. Пожалуйста, будьте нашим кавалером, в награду за такую любезность мы посадим вас за столом между нами. Когда вам наскучит правая соседка, обратитесь к левой, со стороны сердца, чтобы легче было выносить скуку.
— Как бы я любила тебя, злая, если бы ты не дразнила меня так безжалостно! — улыбаясь, вскричала донья Флора.
— Уж не жалуешься ли ты, чего доброго? Я добровольно вызываюсь в покровительницы, охраняю, а на меня изволят гневаться! Да ты просто неблагодарная! — И девушка разразилась хохотом.
Завершив осмотр корвета, губернатор в нескольких словах похвалил экипаж, но особенно он порадовал людей, передав боцману крупную сумму для раздачи ее всем поровну.
Щедрость эта вызвала оглушительные крики: «Да здравствует губернатор!» — крики, приятно защекотавшие ухо достойного сановника.
Капитан подал знак, и на корвете не осталось и следов тревоги, все опять приняло свой нормальный вид. |