Наталия Осояну. Лесной царь
— Было время, — сказал Питер Пэн, — когда и я, как вы, думал, что моя мама всегда будет держать окно открытым, и я не возвращался много лун подряд. Но вот наконец я прилетел домой. И что же? Окно было заперто, мама совсем забыла обо мне, а в моей кровати спал другой мальчик!
1
— Стой! Споткнувшись, она ухватилась за низкую ветку и повисла, тяжело дыша, запыхавшись от быстрого бега. Чувствуя, что севший голос вот-вот сорвется окончательно, прокричала из последних сил: — Стой, кому говорят! Невдалеке, посреди густого подлеска, что-то белое мелькнуло и пропало. Преследовательница в сердцах треснула ладонью по шершавой коре, пробормотала сердито: "Крот упрямый, чтоб тебя…" — и опять бросилась в погоню. В том месте, куда пришелся удар, кора слегка надулась. Дерево приподняло ветку и обиженно зашелестело листвой…
… беглец мчался, не разбирая дороги, и несколько раз Лугга теряла его из виду — лишь какое-то необъяснимое чувство подсказывало правильное направление. Лес, знакомый обоим с давних пор, остался позади, и теперь они неслись сквозь чужие места; молва о диковинной погоне успела, однако, разойтись далеко, поэтому им не мешали — только провожали удивленными взглядами, а всякая мелкая живность, боясь попасться под горячую руку — или, вернее, ногу, — пускалась наутек, едва завидев их. Лугга напрасно надеялась на второе дыхание: всё шло к тому, что если оно и появится, то будет уже поздно. "Упустила, упустила!" — злорадно стрекотали сороки на ветвях. "Поделом, — рассердилась она сама на себя. — Он же лучший бегун из всех нас, незачем было лезть не в свое дело. Но Дана расстроится…" Споткнувшись раз, другой, третий, она сначала замедлила шаг, потом остановилась и в ужасе оглядела себя: одежда превратилась в лохмотья, ноги и руки покрылись царапинами да ссадинами, длинные волосы спутались, пропитались потом и стали похожи на сосульки. "Всё из-за него!" — Тиль! — зло крикнула она и закашлялась. — Тиль, если ты слышишь, знай: я возвращаюсь домой! Тишина. Лугга вся превратилась в слух…
… где-то высоко возились бельчата в дупле, под холмиком прошлогодних листьев сопела в норе мышь-землеройка, тихо шурша, продвигался вдоль ствола старого дуба жучок-короед. Невдалеке журчал родник. Легкий ветерок тронул листву, и каждая ветка отозвалась в своей собственной, неповторимой тональности… Но ничего похожего на дыхание. Лугга вздохнула: "Дана будет плакать". Легко коснулась кончиками пальцев ствола дуба-великана, и жучок, поперхнувшись напоследок, умолк. "Не выношу, когда Дана плачет…" Леший, древний как сама Земля, зашумел листвой, хоть ветер давно утих. — Не стоит благодарностей, — горло горело, словно она наглоталась сухой листвы пополам с пылью. — А вы, случайно, не видели здесь Тиля? Ветви дуба снова дрогнули — на этот раз виновато и слегка смущенно. — Ничего, — Лугга заставила себя улыбнуться. — Я все равно его найду… да-да, конечно, я передам Владычице ваши пожелания… всего доброго! На прощание великан решил спеть для неё, а соседи подхватили — вскоре вся поляна огласилась гулкими раскатами бравурного марша в исполнении вековых дубов… Прежде, чем возвращаться, следовало привести себя в порядок, и она направилась к роднику. Сначала напилась вволю — от ледяной воды заломило зубы, потом принялась смывать пыль и пот, а напоследок попыталась пальцами расчесать волосы. |
