Проходя через рощу диких сливовых деревьев, Элиз наступила на гнилое бревно, и в ногу ей впилась колючка. Она прошила сбоку ее башмак и вышла наружу, но Элиз казалось, что в ступне осталась заноза. Впрочем, ей не хотелось привлекать к себе внимание такой мелочью, тем более просить спутников остановиться.

Элиз вспомнила о колючке, только когда они расположились на ночлег и приготовили ужин. Однако она была настолько уставшей, что не могла заставить себя снять туфлю и осмотреть царапину.

Обхватив обеими руками колени, Элиз сидела у костра и смотрела на пламя. Мадам Дусе рано отправилась спать. Он заползла в свой шалаш, и оттуда еще долго были слышны ее сдавленные рыдания. Генри отправился побродить по окрестностям. Паскаль и Сан-Амант тоже ушли в лес, но быстро вернулись и отправились спать.

В глубине души Элиз надеялась, что Рено куда-нибудь уйдет, как прошлой ночью. Неподалеку от того места, где они расположились, протекал ручей, откуда они брали воду для приготовления пищи и где при желании можно было выкупаться. Котел с водой, приготовленный Элиз для этой цели, стоял рядом. Однако Рено не уходил. Он лежал у костра напротив Элиз, опершись на локоть, и она только тихонько вздыхала, когда взгляд ее падал на их общее укрытие, стоящее в тени дуба, в стороне от остальных шалашей.

Рено ощущал напряженную атмосферу, но не подавал вида. Он наблюдал за Элиз, и его постепенно охватывало возбуждение. Она засучила рукава своего бархатного платья, обнаружив красивые нежные руки, и ему хотелось дотронуться до нее, разгладить морщинку, пролегшую на переносице, провести пальцем по ее мягким губам. Он не мог позволить себе этого и потому просто наблюдал за тем, как меняется выражение ее лица, и прислушивался к звукам вокруг.

На дереве, которое возвышалось над их убежищем, сидел енот, время от времени перебегая с ветки на ветку. Вскоре, когда все вокруг стихнет, он спустится вниз и неуклюже засеменит прочь отсюда. По шороху, доносящемуся из шалаша Генри, Рено понял, что мальчик не спит, беспокойно ворочаясь и, быть может, обдумывая планы, как убить Рено и освободить Элиз. Было ясно, что бедняга Генри страстно влюблен! Рено не собирался оскорблять столь естественные чувства мальчика — это могло только ожесточить его. Но в любом случае следовало быть с ним поосторожнее, поскольку Рено был уверен, что лучше иметь в группе обычного предателя, чем такого вот несмышленыша, одержимого слепой страстью.

Следовало присматривать и за Паскалем. Он тоже был явно неравнодушен к Элиз и только делал вид, будто смирился с тем, что ему пришлось отступиться от нее. Однако Рено был уверен, что уязвленная гордость Паскаля еще даст о себе знать, и решил превозмочь свою антипатию к нему и постараться его понять. Ведь помимо крушения надежды добиться взаимности Элиз он был оскорблен еще и тем, что его свобода куплена ценой ее жертвы. А впрочем, Рено допускал, что переоценивает чувства Паскаля. Вполне вероятно, что он так же туп и эгоцентричен, как покойный комендант, Шепар, и ему просто недоступны угрызения совести. Что же, в таком случае с ним легче будет поладить.

Совершенно другим человеком, по мнению Рено, был Сан-Амант: в нем еще чувствовалось аристократическое происхождение. В Луизиану приезжало много молодых людей — здесь они надеялись заработать состояние, которым затем, по возвращении во Францию, собирались щеголять при дворе. Однако были среди них и такие, которые тайком покидали Европу, скрываясь от правосудия либо от уплаты долга чести. Для них Луизиана по большей части превращалась в тюрьму, а не в убежище. Они представляли особую опасность, так как им нечего было терять.

О мадам Дусе нечего было и говорить — она являлась балластом, мешавшим им двигаться с той скоростью, с которой могли бы, не будь ее с ними. От испытанного шока и горя у нее почти помутился рассудок. Она представляла для всех угрозу, и поэтому за ней тоже следовало присматривать. Рено решил поручить это Генри, что должно было принести двойную пользу: обеспечить защиту мадам Дусе и вселить в мальчика чувство ответственности и собственной значимости.