– Нет никаких сил, Лексей Иванович, – отвечали ему с завода. – Слежка такая, что до уборной без чужих глаз не дойдешь. Только примешься за работу, станешь обтачивать, глядишь, мастер идет. «Ты что такое, сукин сын, делаешь? Почему не своей работой занят?» – и так это подозрительно он смотрит, что беда прямо.

К счастью, мастер заболел, слег на несколько дней. Поставив в проходах наблюдателей, несколько рабочих быстро принялись за дело. В то время, когда один обрезал кусок газовой трубы до нужного размера, другой делал винтовую нарезку, третий просверливал закрышку и…

Работали быстро, сосредоточенно, то и дело оглядываясь по сторонам.

– Эх, мать твою!.. – зло сплевывая, проговорил один и начал обертывать тряпицей порезанный в спешке палец. – Вот и кружись тут, как черт в колесе. Того и гляди, что влипнешь за других! Хорошо им… ушли в лес – ищи, свищи их, как ветра в поле, а тут: придут домой и заберут тебя голыми руками. Тут тебе и тюрьма, тут тебе и каторга, а дома – баба да четверо ребятишек – один одного меньше!

– Мы не поможем, так кто же поможет? – процедил сквозь зубы другой.

– Против помощи никто не говорит. Да все без толку! Я один, может быть, уже десятую бомбу вытачиваю, а польза какая? Мало что – то пользы видно, беспокойства хоть отбавляй! Арестовывают людей, выгоняют целыми десятками. Про Ваську слышали?

– Что?

– Письмо прислал. Сказывает, всех ребят, которых отсюда уволили, ни на один завод не принимают. Так и говорят: «Александровцы – бунтовщики, вешать вас, сукиных детей, надо! Нету для вас работы!» Управляющий будто телеграмму дал по всему Уралу, чтобы, значит, гнать александровцев отовсюду в шею!

За дверьми раздался свист. Запыхавшись, вбежал мальчишка – подросток и крикнул:

– Управитель идет… Управитель идет, ребята!

Быстро набросали недоделанные бомбы в ящики с разным железным ломом и застыли на своих местах.

Управляющий вместе с приставом вошли при всеобщем молчании. Негромко разговаривая, они медленно прошли вдоль станков, иногда останавливаясь то около одного, то около другого рабочего.

Их пропускали подчеркнуто вежливо, на вопросы им отвечали коротко и четко.

Остановившись возле крайнего станка, как раз там, где только что точились бомбы, управляющий сделал рабочим знак, чтобы подошли.

Через минуту возле него образовалась большая куча. Управляющий был, по – видимому, настроен хорошо или по крайней мере старался казаться таким.

– Ребята, – начал он, – ну как живете? Не надоела вам вся эта волынка, а ну сознайтесь по правде?

Ребята молчали, как бы не понимали, о чем идет речь.

– Я спрашиваю, неужели вам не надоела эта канитель? – Управляющий развел руками, и голос его сделался соболезнующим и грустным. – Ведь вы подумайте, а позор – то какой! Какой позор!.. Жили честно и мирно, а теперь что – разбойникам помогаете? Вы думаете, я слепой? Разве я ничего не вижу? Ну скажите, пожалуйста, и зачем вы с этими грабителями связались? Ну скажи хоть бы ты?.. Управляющий ткнул пальцем в одного из рабочих:

– А, ты не связывался, и другой не связывался, и третий не связывался, так что же, по – вашему, я с ними связывался или, может быть, он? – Управляющий махнул в сторону сочувственно покачивающего головой пристава.