Кэтлин бросила на меня взгляд, который можно было бы назвать любопытным, а, может, просто выражавшим искреннее расположение.

– Вы меня удивляете, Крид, – сказала она.

Я посмотрел на жалкий кусочек у себя на тарелке.

– Вы их переоцениваете, мне кажется.

– Можете мне поверить, – сказала она. – Я работала в таком заведении в Чарльстоне.

Было без четверти восемь вечера. Мы сидели в «Старбакс» на углу Третьей и Восточной Шестьдесят шестой улиц. Особого аппетита мы не ощущали, но Кэтлин заявила, что всегда угощается клубничными пирожным после работы в ожоговом центре. Она уже откусила от него кусочек, сообщив:

– Вкуснятина. С чисто технической точки зрения, это просто клубнично-лимонный овсяный пирог. – Она склонила голову набок и оценивающе поглядела на меня. – Вы точно не хотите попробовать?

Я не хотел, и так ей и сказал.

– Тут имеется еще одно соображение, – добавил я.

– И какое именно? – спросила она.

– Сокращенно это называется КЛОП.

Я отпил глоток кофе и велел себе запомнить тот факт, что уже повстречался с тремя женщинами Кена Чапмена, и две из них одна за другой откомментировали мое поведение как странное. Третьей женщина Чапмена была моя бывшая жена, Джанет, и ее мнение обо мне уже не подлежало никаким пересмотрам.

Кто-то толчком распахнул входную дверь, и порыв ветра внес внутрь добрую порцию дождя, сразу понизив температуру в помещении градусов на десять. Или мне просто так показалось. Кэтлин что-то увидела за моей спиной и захихикала.

– Бариста там с кем-то разговаривает и указывает на вас, – сообщила она. – Думаю, это имеет какое-то отношение к слову «венти».

Я нахмурился и с отвращением замотал головой, буркнув:

– Бариста…

Кэтлин захихикала еще громче. И сделала гримаску – надула губки.

– Какой вы все-таки ворчун! – заявила она.

– Да это просто полное идиотство! – заметил я.

Тут она уже вовсю расхохоталась. А я продолжал свои тирады.

– Все эти модные ресторанчики, они ужасно претенциозные! Только вчера я видел парня, который чуть не помер, отведав какого-то экзотического японского кушанья. А здесь, – я махнул рукой в сторону кофеварочного аппарата, – надо выучить целый новый траханый язык, чтобы просто оправдать свое желание потратить четыре доллара на чашку «джо».

Она засмеялась еще громче.

– Джо? Ох, Боже мой, вы действительно сказали джо? Вы, что, только что выбрались из машины времени, что принесла вас сюда из сороковых годов?

Я подумал, что ей просто понравилось слово «джо», потому что она его целых два раза произнесла, продолжая неудержимо смеяться.

Остальные посетители уже начали на нас оглядываться, но я еще не кончил выступать.

– Гранде! – продолжил я. – Соло! Венти! Доппио! Кто такой, черт побери, доппио – один из семи гномов?!

– Да нет же, – почти простонала она. – Это Ворчун – один из семи гномов! – Смех Кэтлин уже прошел точку невозврата – она никак не могла остановиться. Ее щечки стали пунцовыми, глаза превратились в узкие щелочки.

Я снова нахмурился и стал пересказывать ей свой разговор с этой «баристой».

– Все, что я ей сказал, было: «Мне кофе». А она спрашивает: «Какую порцию»? «Обычную», – говорю я. «У нас есть гранде, венти, соло, доппио, короткий и длинный», – говорит она.