– Ух ты! – еще раз сказала Тэкла. – А у нас тут – все что хочешь. И вассалитет, и клиентура, и рабовладение… Кто больше мутант – над тем больше всего господ. Ужас, конечно. Совет старейшин то и дело разбирается. Созывают всех на публичное освидетельствование. Подсчитывают пальцы, измеряют конечности, череп, вычисляют соотношение и соразмерность членов, на рентгене просвечивают органы… У нас один батрак после этого просвечивания мутировал просто в мясо – аппарат полная дрянь, радиоактивный…

    – А для чего это – освидетельствование? – спросил Альбин.

    Тэкла наморщила нос.

    – Для законности, – пояснила она. – «Закон Пердарика». Не слышал? Пердарик – это был первый и самый мудрый король мутантов Арденнского леса. Потом эти законы еще по-всякому дополняли, уточняли, вписывали новые коэффициенты. В общем, сейчас это «Мутантская правда». Каждое уродство подробно описано и обладает индексом. У кого самый большой индекс – тот полный мутант и все могут им помыкать, кому как захочется. Могут даже убить. За убийство полного мутанта тебе ничего не будет.

    – Как же им быть? – огорчился Антонин. – Они же не виноваты, что мутировали.

    – Найти себе покровителя с маленьким индексом, – сказала Тэкла. – Пойти в батраки, клиенты или в рабы. Индекс – это все.

    – Понятно, – сказал Альбин.

    – Ты должен показаться нашим старейшинам, – заявила Тэкла.

    – Разумеется, – согласился Альбин. Ему не хотелось быть невежливым.

    – Настоящий патриций! – вздохнула Тэкла. – Можно тебя потрогать, а?

    Тотчас из-за стволов высунулись оруженосцы – все шестеро. Альбин услышал характерный тихий щелчок арбалета-автомата. Тэкла тоже уловила этот звук и насторожилась.

    – Это мои оруженосцы, – пояснил Альбин. – Не бойся.

    Она подняла руку – Альбин ясно рассмотрел узкие и плотные розоватые перепонки между тесно поставленными тоненькими пальцами – и осторожно прикоснулась к его щеке. Щека была идеально выбрита и спрыснута отменным одеколоном. Во всем, что касается внешности, Антонин в любой ситуации должен оставаться безупречным.

    Прикосновение Тэклы было шелковистым. Альбин так и сказал:

    – Какие у тебя нежные руки…

    Тэкла ничуть не смутилась. Повертела кисти-рукавички и так и эдак.

    – Говорят, можно разрезать перепонки, – молвила она. – У нас есть одна бабка-колдовка, она такими делами занимается. Ножом чирк-чирк, потом пошепчет… только я не хочу. – Она согнула и разогнула пальцы. – Порознь, поди, будут слабенькие.

    – Да нет, не очень, – возразил Альбин. И украдкой глянул на свои руки, крепкие, красивые, с печаткой Антонинов на правом мизинце.

    – Все равно не хочу, – упрямо сказала Тэкла. – Ну ее, эту колдовку. У нее ножи, кстати, грязные. Она их не моет. В огонь сунет – и ладно, я сама видела.

    Она взяла Альбина за руку и повела в деревню.

    Альбин сразу понял, что Тэкла занимает здесь весьма высокое положение. Обитатели деревни являли собою жалкое зрелище: с деформированными конечностями, пятнами или густой растительностью на лицах, хромые, кривые, чрезмерно высокие или наоборот крошечные, – все они при виде Тэклы и незнакомца замирали на миг и склоняли головы.