— Собака заставила тебя заснуть?
— Ее уже нет.
— Кто укладывал тебя спать?
— Мама.
Комната снова белая, я одна, а под потолком висят складские полки, как гигантские лампы. Я вижу саму себя спящей, кто-то похлопывает меня по спине, стоит запах бассейна, сухого летнего утра.
— Руки.
— Уложили тебя спать?
— Да.
— Руки мужчины или женщины?
— Не знаю.
— Ты помнишь, как начался тот вечер?
Стены комнаты исчезают, я вижу себя на велосипеде, едущей через лесок, по асфальтовой дорожке, через лес в Рюде в сторону города, но я не знаю, почему я поехала этой дорогой, зачем?
— Я шла по лесу.
— Какому лесу?
— Неправильному лесу.
— Зачем?
Неприятный чужой голос, женский голос, очень старый.
— Почему это был неправильный лес?
— Что-то следило за мной.
— Что было в лесу?
— Что-то.
Какой это лес?
Какая-то сила тащит меня вниз, есть только я, и я засыпаю, просыпаюсь от звуков движущейся машины.
— Потом я ехала в машине.
— Куда?
— К складским полкам, которые только что свисали с потолка.
— Ты попала на склад?
Мое тело на кушетке. Меня трут, кожу жжет, противно пахнет. И что со мной делает это тело, его зубы блестят, меня режут, боль во всем теле, прекратите давить, прекратите давить.
— Прекратите давить, ПРЕКРАТИТЕ ДАВИТЬ, ПРЕКРАТИТЕ, ПРЕКРАТИТЕ ЭТО!
Голос, незнакомый:
— Все наладится, ты в безопасности, теперь ты можешь проснуться.
Я снова в белой комнате, черный силуэт исчезает, и тогда я тоже выскальзываю прочь, кажется, прямо через стену, просыпаюсь в беседке, уже утро, и какой-то добрый человек будит меня, хотя я не сплю.
— Я убежала, я не спала, но я ничего не видела.
— Кто нашел тебя в парке?
— Наверное, человек. А правда — человек ли это был?
— Теперь ты можешь проснуться. Просыпайся.
Чернота.
Открыть глаза.
Мужчина-полицейский, женщина-полицейский, мама со спокойными глазами и тетенька-психолог. Одно у них всех общее — судя по виду, они совершенно сбиты с толку.
Юсефин Давидссон и ее мама покинули приемную. Зак растянулся в кресле, кажется готовый к сеансу психотерапии.
Вивека сидит за своим столом, Малин у окна. Она видит внизу машины, едущие по Дроттнинггатан, — они почти расплываются в матовом свете.
— Это нам мало что дало, — отмечает Зак. — Ну, кое-что, во всяком случае.
— Если я правильно поняла, — говорит Малин, — на нее напали в лесу, отвезли в какое-то складское помещение, где подвергли насилию, а потом ей удалось убежать и добраться до парка Тредгордсфёренинген.
— Похоже, ее усыпили в лесу, — добавляет Вивека.
— Но о злоумышленнике она ничего не рассказала, — ворчит Зак.
— Да, ни слова, — соглашается Малин.
— Сожалею, — Вивека разводит руками, — но допрос под гипнозом редко дает прямые ответы. Сознание не хочет возвращаться к ужасным переживаниям.
— Ты сделала все, что смогла, — отвечает Малин.
— Может, попробовать еще раз? Через несколько дней?
Зака будто подменили: теперь он, похоже, всерьез поверил в силу гипноза.
— Думаю, это бессмысленно, — вздыхает Вивека. — Память связана с инстинктом самосохранения. Теперь она снова закрылась.
Малин ощущает усталость. Хочет домой к Туве. |