По мере иссякания напитка извлекалась следующая, не менее изысканная бутылка с алкоголем. Дегустация окончательно утратила характер джентльменского мальчишника. На родной манер стаканы брались высокие, наливались по полной, а последнее, что отложилось в акентьевской памяти, – Дрюнина версия «Декамерона» из жизни Выборгского райкома. Заплетающимся языком Григорьев травил про какую-то сауну, но Переплету хотелось лишь одного – вырубиться, что и произошло.

Следующими отчетливыми и подконтрольными сознанию ощущениями были затрудненное дыхание и ощущение гнета на груди. Первое, что увидел перед собой Акентьев, открыв глаза, были абсолютно круглые, фосфоресцирующие в сумерках летней ночи глаза с кошачьими вертикальными зрачками.

Принадлежали они некоему небольшому, но, судя по ощущению, очень тяжелому существу, покрытому короткой густой шерсткой серого цвета, с четко выделяющимися на голове крохотными небольшими рожками.

– Подем, подем! – мягкая, но удивительно сильная ладонь, тянула Переплета за руку, приглашая куда-то. Состояние ужаса быстро сменилось полной апатией. Александру стало чуть легче дышать, и он скорее просипел, чем сказал: «Пойдем!»

Это было непривычное перемещение в пространстве. Он переходил из одного таинственного измерения в другое, не покидая дедовской квартиры. Акентьев будто плыл, увлекаемый странным созданием, через огромные залы, потолки которых пропадали в темной высоте, или через узкие коридоры, в которых тело само собой принимало горизонтальное положение, а плотный, но несильный встречный ветерок вынуждал закрывать глаза.

– Вотта! Вотта! – Они оказались в зале, где в мерцающих гнилушных огоньках, постоянно хаотично перемещавшихся, периферийная, фоновая темень скрадывала истинные его размеры. Но ощущение, что зал огромен, присутствовало.

Сноп бледно-голубого пламени вспыхнул прямо перед Переплетом и, поднимаясь все выше и выше, вытянулся в огромный световой столб.

В переливах пламенных струй показалась фигура в одеянии, похожем на рясы средневековых монахов, с полностью закрывавшим лицо капюшоном.

– Смотри и запомни! – бесстрастный голос заполнил все пространство, вытянувшаяся навстречу Переплету рука раскрыла ладонь. – Так выглядит перстень, который ты должен найти. Найти и бросить в невскую воду у устья Лебяжьей канавки. Внимательно смотри и запоминай: не сопротивляйся событиям, что станут происходить в твоей жизни. Это и составит твой поиск…

Акентьев вскочил. Весь в липком поту, он ошалело озирался по сторонам. Комната, в которой они вчера загуляли с Дрюней. Григорьев отсутствует. Кругом окурки, недопитое вино в стаканах, разбросанные повсюду машинописные листы. А он, он сидит на рояле и с бешено бьющимся сердцем вспоминает подробности увиденного сна.

– Все, пора завязывать! Пьянка в жару – гиблое дело, – тяжело спустившись на паркетный пол, он принял решение: – В ванну…

Контрастный душ взбодрил и несколько успокоил. На кухне Акентьев выпил пару сырых яиц и за чашкой кофе, сваренного в старинной арабской джезве, составил план действий на день…

В переплетную мастерскую на улице Некрасова Александр вошел ровно в полдень. Конторка приемщицы пустовала, и от скуки он стал внимательно изучать «Правила обслуживания посетителей». В глубине помещения происходили загадочные движения, родное ленинградское радио транслировало Шостаковича, но, несмотря на внушительное количество пунктов в сервисной инструкции, обслуживать его никто не спешил. Возмутившись, Переплет решительно поднял откидную створку прилавка и прошел внутрь.

С помощью старой немецкой гильотины резал толстые картонные листы седой старичок в синем рабочем халате, черных нарукавниках и проволочных золотых очках.